стоявший на краю провала и помогавший врачу спуститься, покачал головой.
Все ясно. Все ясно…
Вытащили труп. Игорь Иванович уже закоченел, и его руки, прижатые к плечам, словно он силился удержать валившуюся на него смертельную тяжесть, невозможно было разогнуть.
Вынесли, положили в сторонке. Медленно, слепо, как бы нехотя, шли к нему жена и сын.
Дмитрий отвернулся. Странно – ему всегда почему-то было особенно жаль оставшихся. Мертвым уже все равно, и если правда то, что говорят про загробный мир, может быть, им даже лучше там, чем на земле. Только этого никто не знает… Если бы человек мог какую-нибудь весточку послать о себе, знак дать: мол, мне здесь хорошо, отлично, не плачьте, не жалейте меня! Только ведь люди не по мертвому плачут, не его жалеют – себя, оставшихся без него, родимого…
Дмитрий потащил с головы каску – и замер с поднятой рукой, глядя на «свечу», из красной кирпичной стены которой вдруг словно выстрелило осколками. По вертикали пробежала черная ломаная линия, словно незримая молния прошила дом сверху донизу, оставив на стене обугленный след. Раздался оглушительный взрыв, а потом трещина в одно мгновение сделалась бездной и дом утонул в облаке красной пыли.
Лёля. Июль, 1999
Лёля почувствовала, как кто-то с силой схватил ее за плечи и встряхнул.
– Эй, поосторожнее! – донесся недовольный голос. – Еще очухается! Рановато!
– Не волнуйся, – ответил другой голос. – Доктор гарантировал как минимум три часа отключки, а потом полное послушание.
– Насчет полного послушания я бы не прочь… – протянул первый. – А отключки памяти доктор не гарантировал?
– Ладно, ладно, губы не раскатывай. Девок давно не видел, что ли?
– Беленькая она. Беленькие мне очень даже нравятся!
Почувствовав сквозь беспамятство боль в соске, Лёля вздрогнула, жалобно застонала.
– Ух, горяченькая! – восхищенно воскликнул кто-то. – Люблю таких!
– Убери лапы, сволота! – гаркнуло над самым Лёлиным ухом. – Оглохли, что ли, когда было сказано: груз особой ценности, шкурой своей ответите, если что не так!
– А шкуру ты, что ли, сдирать будешь, Асан? – послышался вкрадчивый голос. – Скажи уж сразу, чтобы мы знали, к чему готовыми быть! Или яйца будешь резать, как вы нашим ребятам в Чечне резали?
– Нашим ребятам? Это кто ж тебе наши? Давно ли вспомнил, что русский? Тот мужик, которого ты сейчас при дороге шпокнул, он тоже чистокровный русак, но тебя это не больно-то остановило! И правильно: киллер, говорят, интернациональная профессия. А что до яиц… Тебе бы их точно отрезать надо, потому что ты не мозгами, а яйцами думаешь. Сколько раз сказано: я абхазец, а не чеченец. Абхазец! Понял? Страна такая есть – Абхазия. Чеченец, чеченец… В морду бы дать за такое оскорбление. Ладно, кончили трепаться, пост рядом. Возьми журнал, Толик, прикрой рожу. Музыку включите. Костя, улыбайся, улыбайся! А ты, девочка, положи головку мне на плечо, вот так…
Лёля ощутила, как ее тормошат, пересаживают, чья-то твердая рука сдавила плечи.
–