сгибающимися под тяжестью спелых плодов и ягод.
Но моим глазам предстал кошмар прямиком из шестидесятых годов прошлого века. Дом оказался двухэтажным, обитым зеленой вагонкой, которую не меняли ни разу с момента постройки. Ни грозы, ни солнце, ни снег и ни время не оставили на ней никакого следа. Она по-прежнему имела все тот же блеклый, тошнотворный оттенок зеленого цвета, как и много лет назад, когда ее только привезли сюда.
У одной стены разрослись какие-то ползучие растения, похожие на плющ, но не из тех, что придают домам старомодный и уютный вид. Эти плети выглядели так, словно угрожали задушить дом, сожрать его живьем, переварить и отрыгнуть в виде мерзкой зеленой массы.
– Его можно привести в порядок, – негромко заметил стоящий рядом Филипп.
После смерти Джимми миновало несколько недель, и слово «ад» лишь приблизительно передавало, через что я прошла.
Когда самолет Джимми рухнул, не кто иной, как Филипп разбудил меня среди ночи. Признаться, его появление шокировало меня. Как жена Джимми, я была неприкосновенна. Мужчины, которыми он себя окружал, прекрасно понимали, что будет, если им взбредет в голову делать мне авансы. И не только с сексуальными, но и с любыми другими намерениями. Никто из мужчин и женщин, работавших на Джимми, ни разу не просил меня вступиться за них перед мужем. Каждый уволенный знал: стоит ему обратиться ко мне с просьбой урезонить Джимми, – и ему грозит кое-что похуже увольнения.
Так что когда я проснулась оттого, что юрист Джимми коснулся моего плеча, я сразу поняла: что-то случилось. Войти в мою спальню и надеяться дожить до рассвета мог лишь тот, кто твердо знал, что Джимми мертв.
– Но как?.. – воскликнула я, мгновенно стряхнув с себя сон и стараясь вести себя, как подобает взрослому человеку. Внутри у меня все тряслось. Нет-нет, этого не может быть, твердила я себе. Джимми слишком большой, слишком энергичный, чтобы… чтобы… Это слово я не могла выговорить даже мысленно.
– Вам надо немедленно одеться, – сказал Филипп. – Будем хранить тайну, сколько сможем.
– Джимми ранен? – полным надежды голосом спросила я. Может, он на больничной койке и зовет меня! Но, еще не успев договорить, я поняла, что надеюсь зря. Джимми знал, как я тревожусь за него. «Да я лучше дам ногу на отсечение, чем заставлю тебя нервничать», – часто повторял он. Джимми видеть не мог, как я извожусь оттого, что он курит, пьет, сутками обходится без сна.
– Нет! – жестким ледяным голосом отрезал Филипп, буравя меня взглядом. – Джеймса нет в живых.
Мне захотелось лишиться чувств. Захотелось снова нырнуть под теплое одеяло и уснуть. И проснуться, почувствовав, что Джимми рядом, просовывает широкую лапищу под мою ночную рубашку и смешит меня довольным урчанием.
– Горевать вам пока некогда, – продолжал Филипп. – Мы едем в магазин.
Эти слова выбили меня из состояния шока.
– Вы с ума сошли? – спросила я. – Сейчас четыре часа утра!
– Я договорился, чтобы для нас открыли магазин. Ну, одевайтесь! –