библейский белеющий лист,
Там пытался отметиться гимнософист,
Там зря похвалялся Синдбад-Мореход,
И, видимо, мой наступает черед.
Я, конечно, рискну (за удачу сочту)
Потревожить неписаную чистоту.
Возражает горбатая тень на стене,
Смешав небылицы и быль обо мне.
В кредо мое под кипение струн
Вводится крайне сомнительный пункт.
Но в тень, что порочность мою берегла,
Уже целятся копья багряные Ра.
Волхвы
Волхвы наступали на пасти рептилий,
Сживая со свету горячечный яд,
Волхвы рисовали проекты идиллий,
Исполнив над tabula rasa обряд.
Сон-трава окликала впотьмах мандрагору,
Алконосты и совы – чужих вещунов,
А ветра приносили «memento mori»
С семи величайших на свете холмов.
Волхвы у огня собирались погреться
После долгих стояний у горных святынь,
Там ярое око точило им сердце,
Где жили прекрасные лики княгинь.
Заостряли оскалы зубчатые башни,
Хрипели фундаменты плах, крепостей,
В купальскую ночь вырастали на пашне
Молодые хребты из зарытых костей.
Волхвы, отправляясь на битву с цунами,
Не всегда понимали с чего начинать,
Худо-бедно сводили концы с неконцами
И на злые уста налагали печать.
Когда во взаимных обменах реалий
Случался внезапный загадочный сбой,
К каждой близи бежали далекие дали
Постоять за свои идеалы горой.
Волхвы заклинали кошмары столетий,
Изводили рогато-чреватый гибрид,
На досуге вбирали в состав интеллекта
Идиомы атлантов и кариатид.
Гамлетовский мотив
В полнолунье реликты, болея, кровят,
Становятся к неизлечимостям в ряд.
Сходный с патетикой язв лейтмотив
Проходит по жилам ночных перспектив.
Жалок сомнительный новый почин
Застарелых и слепнущих первопричин.
Каждый, сбивчиво не попадая в струю,
Задастся вопросом: на том ли стою?
Придется панический вывод принять —
Что душно и не на чем больше стоять.
Предчувствует хитросплетенный баланс
Праведных круглых нолей ренессанс.
Пешки жертвуют самость на благо ферзя,
Так их затупила, формуя, фреза.
Воздвигая картины идиллий, мольберт
Сохраняет в основе подлог-трафарет.
Каждый, зная себя по верхам, наобум,
Утешается: «cogito, ergo sum».
Горячечной мглой обливается мысль,
С ней немыслимости неизбежно стряслись.
На птичьих правах обитает аскет,
Храня в заповеданность волчий билет.
В брешах, пронзивших убыточный быт,
Бесчеловечность идей шелестит.
Ничейные