недалеко от нас, многозначительно округлил глаза и сказал:
– А ничего тетка. Симпатичная. Жалко только, алкоголичка.
– Как алкоголичка? – опешил я.
– Ну как-как, пьет, как последняя бичиха.
– Кто? Она?
– Ну да, Оксана. Это все знают. Месяц может пить, вообще из дома не выходит. Потом ничего, работает, пока опять не сорвется.
Я никак не мог поверить. Вот этот ангел во плоти, это воплощение неземной красоты, эта кроткая скромная девушка – алкоголичка?
– Вовка, ты с чего это взял?
– Да вы чего, весь цех об этом знает. Она сначала устроилась технологом, а потом раз запила, другой – ну и все, ей на выбор, или увольняйся, или в уборщицы.
– С ума сойти, – я схватился за голову, не сводя с Оксаны ошеломленного взгляда. Она подняла голову, взглянула на меня, покраснела и резко отвернулась.
– Вовка, а чего еще про нее говорят?
– Да не знаю, мне-то она до фени. Чокнутая, говорят, она какая-то. Но добрая. У меня как-то денег совсем не было, так она меня неделю кормила в столовке.
Домой я шел как в тумане. Впрочем, так оно и было. К концу декабря приморозило, даже местные ходили в шапках с опущенными ушами, а мне, в стареньком отцовом полушубке и модной московской папахе, было вообще тяжко. Но я не замечал мороза. Из головы не выходила картина – Оксана, пьяная, грязная… нет, я не мог в это поверить.
Около входа в общагу меня ждали. От дерева отделилась женская фигура в черной телогрейке. Это была Оксана.
Она двинулась мне навстречу, неуверенно глядя мне в глаза. Я остановился. Она подошла совсем близко, и я разглядел совершенно заиндевевшие веки.
– Я хочу сказать…, – нерешительно начала она.
Я стоял и хлопал глазами, как полный дурак. Надо было пригласить ее хотя бы в комнату, напоить чаем, но у меня отнялся язык. Сколько раз я хотел подойти к ней и не решался, а тут, да еще после Вовкиных слов…
– Вы не думайте про меня плохо. Это все не так. Я… я…, – она опустила голову, затем резко отвернулась и быстро пошла прочь. Когда я очнулся, ее тоненькая фигурка уже скрылась за поворотом.
Наверное, надо было кинуться за ней, вернуть – но ситуация показалась мне настолько киношной, что я не решился. Однако решилась она.
Мы не могли не встречаться каждый день – она убиралась, я работал. И я не мог не видеть, что я ей не безразличен. Каждый раз, подходя к моей установке, она краснела, здоровалась и, страшно смущаясь, все время поглядывала на меня – и пока мыла у нас, и у соседей. Однако я никак не мог решиться с ней поговорить. Делать это на виду у всего цеха для меня было невозможно – нам обоим перемыли бы все косточки. А поймать ее после работы я никак не мог – сразу после гудка она исчезала. Вовка, заметив мой интерес к девушке, узнал, что живет она в квартире на другом конце города, у вокзала.
Иногда она задерживалась около меня подольше – когда