Романтика?
Господи, дай мне Себя. Себя яви, Господи!
Чем больше просит – тем более не приходит. Ну и пусть.
Анна наклонилась над тетрадкой. По столу разбросаны бумаги, бумаги. Рукописи. Ее каракули. Никому не нужные. Ее кровь. Ее боль, ее жизнь.
Все это после ее смерти сожгут в печке! Ее рукописями – печь растопят!
Ну и что, будет людям тепло.
Искривила губы. Зеркало, овал на столе в исцарапанной раме, с потертой амальгамой, лицо отразило: птичий клюв, впалые щеки. Старая седая сова. Женская жизнь кончена! Кому понравится мегера! Измочаленная; измученная.
В насмешке над собой, в ухмылке – зубы себе показала. Проблеснули. Еще жемчуг из волжских перловиц. Еще бешеный свет в глазах-виноградинах. Еще…
Не ври себе. Уже ничего не еще. Уже – все.
Схватила ручку. Ткнула в чернильницу перо. Чернила расплескала. Испятнала десть бумаги. Скорей. Скорей. Писала в задыханье, будто бежала на пожар, на колокол набатный.
Ах, Боже мой, Боже мой, Боже,
я в платье блестящем – змея.
Как мы с побирушкой похожи:
она побирушка – и я.
Швыряют богатые дядьки
смешную, слепую деньгу…
Ах, длинное, с блестками, платье!
Сегодня же в печке сожгу…
Куда там! Где б ты ни скиталась,
ни жарилась, страшный каштан,
ни плакалась: милость и жалость!.. —
Париж, Вавилон, Юкатан… —
одна работенка: улыбка,
как у ребятенка, чиста —
и – ярость, и – бешенство скрипки,
и – танец живой живота…
Сопят толстобрылые морды.
И пар – из пастей всех мастей.
А мой позвоночник, что хорда,
румянец – ну как у детей!
…в гримерке – раскрашена краской,
как терем на рю-авеню…
Моя нынче куплена ласка.
Я ночь подарила Огню.
Бешено мысли неслись в горячей голове, пока писала.
А что, если податься петь в кафэ! Семен говорил – есть кафэ «Русская тройка», в Латинском, кажется, квартале. Вот туда и направить стопы! Она ведь музыкантша; ее в детстве суровая мать носом, как щенка, в рояль сажала! И – гаммы, арпеджио, этюды… и – сонаты, вальсы, полонезы… Нет, Шопена не любила! Сладким, сиропным казался. Любила – Бетховена. Любила – силу и мощь.
Пела бы… глаза закатывая… и себе бы на рояли аккомпанировала…
Старинные русские романсы; цыганские; офицерские. Песни русские пела б, из посетителей слезы выжимала… И – деньги, деньги, конечно…
Ты – петь – за деньги?! Ты, Анна Ивановна Царева – за деньги?!
Пошел вон, ты, Париж. В тебе – за деньги – она – только подметать у богачек и будет!
Перо летело по серой грубой бумаге, скрипело. Семен ей самую дешевую бумагу покупает. В такую – даже не сыр в лавках заворачивают: отбросы.
Отыдьте, мальчонки с Монмартра,
хлыщи с пистолетской