мы назвали –
В цепи Природы ты найдешь
Звено прочней едва ли!
Окончательный вариант стихотворения был озаглавлен «Первоцветы на камне» и завершен двадцать лет спустя – к этому времени ассоциации с первоцветом отражали крепнущую приверженность Вордсворта англиканской вере и стали уже в равной степени теологическими и экологическими, поэтому стихотворение склоняется к назидательной притче в духе воскресной школы.
Цветы верны своим стеблям –
Союз их нерушим;
А стебли – корню, что в земле
Таится, нелюдим;
А корень тянется к камням
Всем существом своим.
Именно Дороти, не утратившей остроты взгляда и чутья к аллюзиям, предстояло твердой рукой вернуть первоцвет на скалу, к жестким реалиям выживания в природе и в семье. Когда она переписывала стихотворение брата для себя, то добавила подзаголовок: «Написано в марте 1829 года при виде островка первоцветов, буйно цветущих на камне, на которой мы видели буйно цветущие островки первоцветов вот уже двадцать девять сезонов кряду».
В холмах к северу от Грасмира мы с Тони сбились с ног, прежде чем нашли первоцветы. Замечание Джеффри Григсона, что они-де «украшают все берега, все склоны, все уголки», похоже, было либо вопиющим преувеличением, либо безнадежно устарело. Я никогда не видел это растение в естественной среде и поэтому не знал, что искать: наверное, я представлял себе, что они стелются по голой скале, словно альпийские травы. Мы долго бродили по овечьим пастбищам и каменным россыпям и разглядывали обочины из кабины микроавтобуса. И в конце концов нашли первоцветы по чистой случайности – они росли в ручейках, мутных от известняка и сочившихся сквозь торф: на самом деле это характерная для них ниша, и вскоре я научился ее распознавать. Тут же Тони установил в блеклой траве свой методично усовершенствованный ветрозащитный туннель, и снимок был сделан. Когда я смотрю на него сейчас, отринув дикую идею, что первоцвет мучнистый – это минерал, порождение известняка, – то пастельная проволока стеблей, четко очерченных на фоне туманных холмов, кажется мне чуждой и манящей, как будто Тони, защитив растения от пеннинских ветров, парадоксальным образом выявил в них все живое и динамичное. И теперь мне видно в первоцвете то, что ускользало от меня, когда я был от него всего в нескольких футах. Это подлинный портрет первоцвета как такового, не хватает разве что ощущения рыхлой земли под ногами, и он выходит за рамки того эфемерного мига, когда щелкнул затвор объектива. На снимке – растение, которое держится за свое место так же давно и так же непокорно, как и «Первоцветы на камне». Но поскольку это фотография, на ней запечатлен определенный миг, и она открывает дверь к тогдашним вытравленным воспоминаниям, поэтому каждый раз, когда я смотрю на снимок, то вспоминаю и перелетных чибисов в небе над головой, и запах травы – как будто ее только что скосили, – и Тони, пристально вглядывающегося