в политехнический. Но тяга к ручке и бумаге осталась. Сейчас я писала роман «Вероника» о роковой женщине, женщине-вамп. В неё, ослепительную красавицу, влюблялись все без исключения мужчины. Она же позволяла быть возле себя лишь избранным: принцам, шейхам, премьер-министрам, миллионерам, мафиози и международным террористам. Моя героиня ездит по всему миру, но стоит её избраннику хотя бы посмотреть в сторону другой женщины, как Вероника тут же с ним расправляется. Сейчас она с дружком находилась в Гималаях.
Я нашла то место, на котором вчера закончила, и мне мучительно захотелось продолжить. Но история КПСС! ДМ и ПТУ! Бабушка, в конце концов! Она могла войти в любой момент. Она крайне не одобряла моих литературных экспериментов, считая, что неразумно тратить время на то, что никогда не будет востребовано. К тому же, бабушка всегда говорила, что буйная фантазия и чрезмерно развитое воображение – это нехорошо. В реальной жизни это не нужно и даже опасно.
Поборовшись с собой секунд 15, я, не выдержав искушения, схватила ручку и начала писать: «Гомес приник к скале. Он ещё не верил в реальность происходящего, считая всё шуткой. Но Вероника молчала. Она стояла наверху, на скале. По её лицу он понял, что улыбка здесь неуместна. Гомес перестал улыбаться. Он заискивающе попробовал попросить прощения, но даже не договорил. Вероника по-прежнему молчала и смотрела куда-то вдаль. Гомес попытался подняться вверх, туда, где стояла она, но неожиданно её ноги в изящных модных сапожках из парижского бутика на Елисейских полях оказались на его руках. Он почувствовал хруст собственных пальцев.
– Вероника! – вскричал он, уже забывая о гордости. – Ты забыла обо всём, что между нами было!
Она не ответила. Сегодня, здесь, она была особенно красива. Её тонкий стан изящно смотрелся на вершине горы, а лёгкий шарфик развевался на ветру. Она была неповторима. Такой он её ещё не видел. Поэтому все чувства к ней вспыхнули в нём с новой силой. И он снова предпринял попытку взобраться к ней на гору. Но она брезгливо топтала его уже израненные руки своими сапожками – новинкой этого сезона, им же, Гомесом, и подаренные ей.
– Вероника! – завопил Гомес, чувствуя, что больше не может держаться за скалу. – Что ты делаешь, родная? – он уже отделялся от скалы. – Вероника! А-а-а…»
– …Ольга! Да слышишь ты меня или нет? – бабушка едва вернула меня к действительности. – Поднимись в 98-ю квартиру, там Мирон Павлович Стародубцев живёт, одинокий пожилой мужчина. Он на работе целый день, а у него язва. Я ему купила молочных продуктов, ему ведь недосуг по очередям стоять.
Через несколько минут я уже звонила в дверь 98-й квартиры.
– Ах, да-да, проходите, – Мирон Павлович открыл дверь. – Право же, мне так неудобно, Но я стеснялся обратиться к соседям с подобной просьбой, а вот ваша бабушка сказала, что ничего особенного тут нет, и она теперь всегда будет брать молочное себе и мне. Всё равно в очереди стоять. Заходите, я сейчас деньги верну.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст