пройдет через пару дней.
Что делать с Елагиным? Зачем было ввязываться с ним в этот двусмысленный разговор. Поставил себя в срамное положение. Дал слишком ответственное психологическое обещание. Теперь голым чаепитием не отделаешься. Вообще сочтет кретином. Послезапойная психика особенно мнительна и склонна изобретать неприятности и неприятелей. В другое время, в развесисто пьяном или надежно трезвом виде Дир Сергеевич плюнул бы на все эти невнятные страхи и обиды и растер. Но не сейчас. Он тупо, неталантливо напрягся и начал сочинять какую-нибудь весомую причину для завтрашнего рандеву с майором. Чтобы Елагин, услышав его речь, ахнул и отвесил нижнюю челюсть. Потом можно будет не продолжать, замотать, но утвердить себя как человека значительного необходимо. Хотя бы в самом начале.
Всю ночь ворочался в постели. Пару раз забредало в голову подлое и непонятно чье предложение – да тресни ты сто пятьдесят – и все, а завтра разберемся.
Просыпался в поту от страха, что сорвался.
Второй раз проснулся от телефонного звонка. И звонок этот был ужасен.
Родственники из провинции!
Только, только он начал успокаиваться и обретать реальный взгляд на свои отношения с майором Елагиным, как его снова полоснули по нервам. И из них закапал чистейший столичный яд.
Тетя Луша с Приколотного с сестрой соседки тетей Таней привезли лука на продажу три мешка. Стоят на перроне Киевского вокзала. Звонили Коле, звонили Клаве (мать братьев), его нет, а она хворает. Вывод: приезжай, Митя, помоги.
Ярость, охватившая Дира Сергеевича, была страшной, но абсолютно бессильной. Сколько раз он давал понять, что он очень плохой родственник. Выразительно комкал любой телефонный разговор с Приколотным, не откликнулся ни на одно предложение «погостить у наших», всегда выразительно воротил морду, когда от встречи «с нашими» было не уйти (похороны и т. п). И, оказывается, всего этого недостаточно. Стоило Аскольду залететь в украинский застенок, как на голову Дира обрушивается весь брянский лук.
Хорошо хоть машина под ногой.
Кипя и дергаясь на заднем сиденье, прикатил на Киевский. Действительно – стоят, вернее, сидят на туго набитых луком пластиковых колбасах. В каждой килограммов по семьдесят. Как только выволокли из вагона?
Тетя Луша лезет с поцелуями, радостно сообщает, какой у них с тетей Таней план. Сейчас двоюродный племянничек отвезет их на рынок, на Дорогомиловский, «тут же рядом», они поторгуют, а вечером он заберет их домой, помыться, переночевать.
Боясь рухнуть тут же прямо на заплеванный перрон от нервного взрыва, Дир Сергеевич, зажмурившись, выдает самую страшную фразу: у него нельзя остановиться! Пусть проклинают, пусть ославят на все Приколотное, пусть, пусть, пусть – он не будет ворочать их мешки.
– А куды ж мы с ним? – Тетя Луша не столько обиделась, сколько удивилась. Реакция племянника была слишком ненормальной.
– Сколько стоит ваш лук?
– Откуда ж мы знаем. Еще не торговали.
Дир Сергеевич вытащил из бумажника две пятитысячные купюры и бросил на ближайший