и сосредоточился на огромной сверкающий сфере, которая плыла над горизонтом, одни видения принимая, а другие отбрасывая.
– Твое видение уже гаснет, – продолжала наседать на него Сарита, следя за его взглядом. – Это такое несчастье. У твоих сыновей не хватит без тебя сил, а твои ученики слабы и слишком любят себя.
– Это не важно, Сарита. Они теперь счастливее, чем раньше. И мир стал счастливее. – Он повернулся к ней с довольным видом.
– Кто дал тебе жизнь? – резко спросила она. – Кто тебя воспитывал, обучал, кто готовил тебя к тому, чтобы ты покорил саму мать-землю?
– Tú[6], mamá, – тихо ответил он.
Он знал, что последует дальше. Ему будет трудно сказать ей «нет», как было трудно сказать «нет» всем таким же, как она. На это она и рассчитывала.
– Послушай свою мать. Времени остается мало, а без тебя я не вернусь.
– А я прошу тебя остаться со мной, Сарита. Там тебя ничего больше не ждет, кроме физического страдания. Я избавлю тебя от него.
– Не изображай меня жертвой.
Мигель в раздумье смотрел на нее. Она не была жертвой. Эта женщина ненавидела убийцу-возраст и по своей воле ни за что бы не встретила свой конец в одиночку. Они работали вместе уже пятьдесят лет, как двое детей, которые придумывают игры, – их игры меняли видения людей. Если он уйдет, в мире не останется никого подобного ей… Но понимает ли она, чего будет стоить его телу это возвращение? Представляет ли она, как больно ему будет? Что-то шевельнулось в нем, и он почувствовал, как сила его любви начинает изменять видение. Он взглянул в глаза матери и заговорил с ней, тщательно подбирая слова:
– Madre, если это тело останется жить, я должен буду присутствовать в нем, но ему понадобится и что-то из моего старого состава.
– Разве не я учила тебя тому, что такое человеческая форма?
– Но формы больше нет, не осталось никакой системы убеждений.
– Это можно восстановить.
– Кем был Мигель, Сарита? Как можно его вернуть, когда нет ответа на этот вопрос? Путь могут показать только воспоминания, а они лгут, и с каждым рассказом ложь видоизменяется. Они могут дать направление, но не истину.
– Они дадут мне тебя!
Мигель смотрел на мать. Она была визуальным образом, составленным из меняющихся настроений и знакомых фраз, но казалась реальной, теплой и такой очаровательно непритязательной в своей ночнушке и тапочках, что ему вдруг захотелось поговорить с ней о чем-нибудь простом, повседневном. Ему хотелось подразнить ее, как когда-то, рассмешить. Вот бы она позвала его завтракать, поведала мимоходом о незнакомых ему людях. Хотелось почувствовать кончики ее пальцев у себя на лбу, над сердцем – так она обычно благословляла его по утрам. Но сейчас ведь у них не обычная встреча. Она нашла его где-то между жизнью и смертью. Нашла, потому что жизнь проложила ей путь… А сейчас, вместо того чтобы поддаться этому хрупкому видению, она пытается им управлять.
Чем он утешит ее, когда она потеряет сына? Как ему унять ее страхи? Однажды ему это удалось. Она бьется с ним и сдаваться, похоже, не собирается.