лся невзрачный серый пакет, из которого выпала рукопись романа «Аэша» и два письма на имя редактора. На одном из писем он тотчас же узнал характерный почерк м-ра Холли. Гораций Холли писал, что вернулся после двадцатилетнего отсутствия в цивилизованный мир.
«Вы первый узнали о Той, которой все повинуются, которая много тысячелетий ожидала в пещерах Кор возрождения своего друга, – писал он, – вы же первый должны узнать об Аэше. Вам надлежит узнать мистическую развязку трагедии, начавшейся в Кор, а может быть, еще раньше, в Египте… Я очень болен и вернулся в свой старый дом, чтобы умереть. Поручаю своему доктору переслать вам эту рукопись, если не раздумаю и не сожгу ее еще при жизни, а также шкатулку, в которой вы найдете систр – древний жезл жрецов культа Изиды, или Хатор. О нем часто упоминается в моей рукописи, и он должен служить вещественным доказательством того, что все написанное мною – истина. Этот жезл – дар Аэши».
Второе письмо было от доктора, которого умирающий Холли выбрал своим посредником. «Дней десять тому назад, – писал доктор, – меня позвали в старый дом на утесе (в Кумберленде), который много лет стоял пустым. Экономка сказала мне, что ее барин недавно вернулся из Азии с очень больным сердцем. Я застал его сидящим в постели: когда он лежал, ему становилось хуже. Это был странный старик с узкими темными глазами, полными жизни и огня. Длинная седая борода падала на его могучую грудь. Седые волосы скрывали брови. Странное дело, он был безобразен – и в то же время красив. В лице его я почувствовал что-то необыкновенное. Он был недоволен, что меня позвали без его ведома, но мы скоро разговорились. Спасти его оказалось невозможно, я попытался только облегчить его страдания. Он много рассказывал о странах, в которых бывал, иногда в бреду говорил по-гречески и по-арабски, обращаясь к какому-то существу, которому он поклонялся. Профессиональная тайна не позволяет мне рассказывать то, о чем он говорил. Однажды он дал мне ваш адрес и поручил переслать эту рукопись и ящичек, что я и делаю. Однажды вечером я пошел навестить его, но не застал дома; экономка сказала, что он вышел. Я поспешил в указанном направлении.
Луна освещала выпавший ночью снег, и я ясно различил на снегу следы босых ног; они вели к холму за домом. На вершине холма есть древний памятник из монолитов, который окрестные жители называют „Чертовым Кольцом“. Посредине колоннады, в высоком, грубо сложенном дольмене, находится изображение головы. Некоторые археологи считают его изображением египетской богини Изиды и думают, что памятник был некогда местом поклонения этой богине. Я вспомнил, что Холли спрашивал у меня недавно про памятник и говорил, что хотел бы умереть у его подножия. И вот теперь, приблизившись, я увидел его стоящим у кромлеха. Что-то странное было в этой сцене. Среди колоннады из грубых монолитов одиноко и величественно поднимался памятник из трех камней, а перед ним стоял Холли; он громко произносил какие-то арабские заклинания. В правой руке у него был жезл, на котором играли драгоценные камни и нежно звенели колокольчики.
Тут я заметил присутствие еще кого-то. В тени центрального дольмена что-то двигалось. Это нечто приняло образ женщины, на лбу которой сверкал огонек. Не знаю, может быть, мне все это показалось. Очевидно, Холли тоже увидел что-то. У него вырвался радостный крик, и он бросился вперед с распростертыми объятиями. Когда я подошел, свет погас, а м-р Холли лежал на земле, сжимая в руке жезл…»
Действительно, Р.Хаггард скоро получил ящичек. В нем оказался хрустальный систрум в виде Crux ansata, или египетской эмблемы жизни, этого сочетания жезла, креста и петли. От петли тянулись три золотые проволоки со вделанными в них рубинами, сапфирами и бриллиантами. На четвертой проволоке висели четыре колокольчика, издававшие приятный мягкий звук. Пусть читатель сам найдет в предлагаемом романе смысл и предназначение этого таинственного жезла.
Часть первая
I. Двойное знамение
Прошло около двадцати лет с той ночи, когда Лео было видение, двадцать ужасных лет томительных поисков и тяжелого труда, которые привели к потрясающему душу чудесному концу.
Смерть моя близка, и я радуюсь этому, потому что хочу продолжать свои поиски в других сферах, как это мне было обещано. Я стремлюсь познать начало и конец драмы души.
Я, Гораций Холли, был очень болен. Меня принесли полумертвого из тех гор, которые видны из моего окна. Я нахожусь на границе северной Индии. Другой на моем месте умер бы, но меня хранит Судьба, может быть, для того, чтобы после меня осталась эта книга. Я пробуду здесь месяца два и, когда ко мне вернутся силы, отправлюсь в путь, потому что мне хочется умереть там, где я родился. А пока я пишу эту повесть, по крайней мере, самые важные страницы ее. Начну с видения.
Когда мы с Лео Винцеем вернулись в 1885 году из Африки, желая отдохнуть после страшного потрясения и собраться с мыслями, то поселились в старом домике моих предков в Кумберленде. Дом этот, если кто-нибудь, считая меня умершим, не завладел им, принадлежит мне и поныне, и я поеду туда умирать.
– Какое потрясение? – спросит читатель.
Я – Гораций Холли, а друг мой, мой товарищ, мой духовный сын, о котором я с детства заботился – Лео Винцей.
Следуя