Пива, пока в ранге всероссийского, международный через полгода.
– Смахнуть тебе на дискету последнюю часть перечня патентов «ИзоБРЕДателя-АХИНЕзатора»?
– Разумеется.
– На днях мы открываем сайт в интернете, запиши имя и заходи в любое время.
– Отлично! Корплю вечерами над «Барменарием», все больше и больше очаровываюсь вашей афористикой и коллажами, откуда только все это берете! Ну, я погнал, пожалуй, по вашей наводке в заготконтору, заинтриговали вы меня, Михаил Карлович, бронированными яйцами преизрядно.
– Завтра заседание Пена-Клуба, не забыли, Ваня?
– Ну что вы, это для меня святое!
– Там такой ажиотаж в «Пиво-Во!» поднялся с объявлением конкурса «Афродита» и «Абаллон», четко ты тему учуял, я принесу завтра подборку, фольклор голимый, да смачный, ядреный…
Уже сидя за рулем, Куян вздохнул и укорил молодого друга:
– Мы когда с тобой, Ванятка, в музей пивной вырвемся, там, говорят, столько интересного?
– Не говори, дядь Миш, что-то зарапортовались совсем.
– Зять мне сказывал, что там куча занятных экспонатов, тамошний музейный человек рассказал, что в средние века тех, кто разбавлял пиво водой, заставляли пить его до полнейшей смерти или топили в этой же бочке. Вот это, я понимаю, борьба за качество, вот это закон так закон, и вмешаться не моги, молодцы-то какие эти древние люди были. А у нас пьешь прокисшие кобыльи ссаки и делай вид, что приятно, иначе буфетчица так обтявкает, мало не покажется.
– Сейчас дело поправляется, – возразил Ванек, – пива море, выбирай по вкусу.
– Не скажи, Ванюш, все завозное, издаля, законсервированное, стервизированное, неживое какое-то, да еще в этих капроновых титьках, алюминиевых банках, не-е, это не пиво, это пойло индустриальное, суррогат для ошаления. Пиво, по моему разумению, как и хлеб, нужно делать понемногу, для себя и друзей, делать его добрыми, любящими руками, пестовать, разговаривать с ним, душу вкладывать.
– Как Степановна твоя при изготовлении нам закваски для пузырчатой.
– Пр-рревыше всего! – крякнул довольный Куян, – это ты, миляга, в зрак, совершенно точно определил, есть в тебе наблюдательность, отрок, – и примолк, примлел, вспоминая детально, как работает в этих случаях его Степановна, Шурочка ненаглядная. В такие святые минуты он, Куян, как правило, затаивался где-нибудь в сторонке, в уголке, словно охотник, и любовался, не дыша и не смаргивая набегающую слезу, из опаски спугнуть ее неповторимое естество.
Феномен Драчело Менструяни.
Дома, во время обеда, позвонил Бармен.
– Иван, к тебе сейчас подъедет парень лет тридцати, уникум, онанист… он меня поставил в тупик, безостановочно цитирует свою огромную поэму, роман-эпопею в стихах, о том, что все-все на земном шаре дрочат…
– Роман-опупея, чтоб жить отупея?
– Точно, но это не подойдет