врасплох, отводят людям глаза, или прикидываются кем-то другим, например, собакой. Ерофеич обычно притворяется пациентом или тумбочкой, и ни врачи, ни медсестры ничего не подозревают. Может быть некоторые больные, из тех, кто вроде меня, часто лежит в отделении, иногда и начинают видеть Ерофеича, как он есть. Естественно, что они никому про это не говорят.
Даже Кашка Гвоздецкий, когда я ему попыталась однажды рассказать про больничного, поднял меня на смех.
– Ты мне, Серафима, вот чего обскажи. – прогудел Ерофеич, болтая шлепанцами. Я сморгнула, на миг мне померещилось, что на ногах больничного черные сапоги с подковками, – Ежели валюту в рубли перегонять, оно как выйдет?
– У тебя есть валюта?
– Откуль? Так, с мужиками в курилке баили, ну и спор вышел. Прежние-то, царские целковые не в пример дороже стоили. А нонче? Вовсе чудно мне. Ну – ко, сочти – ежели энтих «зеленых» пяток – нашенских сколько выйдет?
Пожав плечами, я ответила.
– Только учти, я говорю примерно, курс доллара меняется!
– Ниче, потянет! Ишь, а я думал, брешут…
Он соскочил с каталки и пошаркал за мной, продолжая бубнить под нос.
– Да, оскудела валюта расейская, то ли дело при государях – императорах! Возьмешь, бывалоча, рупь серебряный, сразу видно – маешь вещь! А ноне че – бумажки!
В конце коридора я затормозила. Мне отчего-то не хотелось, чтоб Ерофеич знал, что я иду в отделение реанимации. Хоть бы он куда – нибудь убрался! Прилип, как банный лист, может, еще чего спросить хочет?
– Ты, Серафима, никак обратно в бокс проситься решила? – спросил Ерофеич, и я опять чуть не подпрыгнула. Откуда он догадался?
– Знаю, знаю, допекли тебя соседушки, – ехидно хихикнул больничный и я перевела дух. Ничего он не знает, просто вредничает.
Я свернула в нишу к холодильнику и нашарила пакет с кефиром. Пить мне не хотелось совершенно.
– Угощайся, Ерофеич.
– И-и, Серафима, я уж сметанки поел, на что мне твой кефир сиротский! В мое время, ежели бы кто такой продукт в лавке выставил, мужики в два счета бока бы намяли!
Больничный состроил мне рожу и пропал в противоположной стенке. Как бы узнать, на самом деле ушел или ошивается где – то рядом, например, за батареей? Я все-таки выпила кефир, прошлась как бы невзначай до дверей бокса и спокойненько двинулась обратно. За дверью слышался голос Анатолия Францевича, он говорил по телефону. Значит не спит, и в отделение незаметно не проникнешь. Но зато и никто другой туда не заберется, Францевич за ночь не один раз своих больных проверяет, он и спит-то вполглаза. На эту ночь Гелия точно в безопасности, и я могу спокойно вернуться в палату. А там – посмотрим.
Утром медсестре Элеоноре пришлось будить меня, чтобы выдать градусник. В больнице, как и положено казенному учреждению, железные правила распорядка. «Лежачий» ты или «ходячий», но температуру меряешь за час до завтрака, капельницы ставят в 11 дня, а снотворное тем, у кого проблемы со сном, положено принимать