месте, а больницы – где попало».
С недоумением осмотрели пришельцы двойные двери, обитые оленьими шкурами. Внутренние помещения бедны, стены оклеены газетами, кое-где заметна плесень.
Пошли на пригорок, в двухэтажную казарму для казаков, сложенную из кедровых бревен. В нижнем – сплошные нары у стен. Верхний этаж разделен на маленькие комнаты с простой, но удобной мебелью, видно, предназначенные для офицеров. Мнения сошлись, что больных лучше поместить здесь.
На берегах горного потока росли ели, березы в свежей зелени, высочайшие тополя с толстой глянцевитой листвой, на лужайках прекрасные фиалки, крупные синие колокольчики, желтые лютики.
– Азалии образуют пышные заросли по обе стороны потока, – говорил, зайдя в густую, цветущую зелень по горло, лейтенант Тронсон.
В домике епископа все обратили внимание на портрет. Иннокентий еще молод, зорко смотрит вдаль, держит в руках штурвал. Русую бороду треплет ветер. Чья это работа? Подпись по-английски. Кто? Эдвард Бельчер? Сэр Эдвард Бельчер? Англичане столпились у портрета, наклоняясь, читали собственноручную подпись известного моряка и путешественника.
Бельчер, Симпсон, Маккензи – достаточная рекомендация. Эллиот мрачно воодушевился. Он приглашал епископа из деловых соображений, но была и другая причина.
Он рад епископу. Эллиот сражался со всеми народами и всех бил. А Иннокентий проповедовал тем же народам на берегах того же Тихого океана. Какой прекрасный человек! Какое одновременное движение вперед!
– Дорогой мой! Едемте ко мне! – сказал Эллиот сердечно.
Иннокентий знал: не из маниловщины его приглашают.
– С командой корабля «Диана» мы поступаем сурово, – сказал коммодор на корабле, – но иначе нельзя. Мы не можем усиливать ваш гарнизон. Больных я отпускаю.
Эллиот засиделся в авантюристах лишний десяток лет. Он помнил старые добрые времена, когда умел брать за глотку и пристреливать врага, глядя ему в лицо.
Коммодор еще пропитан духом старой Ост-Индской компании. Он еще пригодится.
Эллиот сказал, что взяты в плен матросы с корабля «Охотск», один из них, немец Карл Лютер, сам назвался предателем.
– В Аяне они грабят, и мои матросы удивлены, что русские грабят русских.
Иннокентий знал, что не только грабят, но и показывают взявшим их в плен, где грабить. И американцы грабят.
Иннокентий озабочен и огорчен американцами еще более, чем противниками в войне. Сколько их нахлынуло в Аян на своих судах. Неужели наши когда-нибудь с них пример возьмут? Иннокентий многих детей воспитал. Учил, как стоять, как поздороваться, глядя в глаза, как сесть и встать, как поклониться взрослым. Неужели все напрасно? Все пойдет прахом?
Какие немцы могут быть на бриге «Охотск» и откуда? Шкипер Юзелиус из Риги, где в 1845 году судно снаряжено, не сдал англичанам «Охотска», сжег и сам ушел с большей частью команды на шлюпках. Финны, конечно, были и у него, как и на всех кораблях компании.
Лютеране – звери, как полагал Иннокентий. Он однажды так прямо и написал