что нам пора приниматься за дело, потому что сундук ждал двадцать лет. Я возразил, что он может еще немного подождать, пока мы позавтракаем.
Но вот завтрак был окончен, Джон принес сундук, поставил его на стол, опасливо поглядывая на него, затем приготовился уйти.
– Погодите минуту, Джон! – сказал я. – Если мистер Лео ничего не имеет против, я хотел бы, чтобы вы были посторонним свидетелем этого дела, тем более, что вы умеете держать язык за зубами!
– Разумеется, дядя Горас! – ответил Лео, – я просил его называть меня дядей, хотя иногда он варьировал это, величая меня «старый дружище».
Джон дотронулся до своей головы за неимением шляпы.
– Заприте дверь, Джон, – приказал я, – и принесите мне мою шкатулку!
Он повиновался. Я открыл шкатулку и достал из нее ключи, которые отдал мне бедный Винцей в ночь своей смерти. Их было три. Один – обыкновенный ключ, второй – очень старинный, третий – серебряный.
– Ну, готовы ли вы? – спросил я Лео и Джона. Они молчали. Я взял большой ключ, протер его маслом и после нескольких неудачных попыток, потому что мои руки дрожали, отпер замок. Лео наклонился, и с большим усилием, так как шарнир заржавел, мы открыли сундук и увидели в нем другой ящичек, покрытый пылью. С трудом вытащили мы его из железного сундука и очистили от накопившейся за годы грязи и пыли.
Это был ящик из черного дерева, скрепленный железными скобами, вероятно, очень древний, так как дерево начало уже крошиться.
Я открыл ящик вторым ключом. Джон и Лео склонились в ожидании. Откинув крышку ящика, я громко вскрикнул, так как увидел внутри его великолепную серебряную шкатулочку, несомненно, египетской работы, потому что четыре ножки ее представляли собой сфинксов, да и на куполообразной крышке находился также сфинкс. Конечно, шкатулочка с годами потускнела и запылилась, но в общем сохранилась отлично.
Я взял шкатулочку, поставил ее на стол и при гробовом молчании открыл ее маленьким серебряным ключиком. Она была наполнена до краев чем-то вроде растительных волокон, которые я осторожно отодвинул в глубину, и извлек письмо в обыкновенном конверте, надписанное рукой моего покойного друга:
«Моему сыну Лео, когда он откроет шкатулку!»
Я передал письмо Лео, который взглянул на конверт и положил его на стол, сделав мне знак продолжать исследование шкатулки.
Первое, что я нашел в ней, – был тщательно свернутый свиток пергамента. Я развернул его и увидел, что рукой Винцея было написано: «перевод греческих письмен», и отложил пергамент к письму. Затем я нашел еще один древний свиток пергамента, пожелтевший и сморщившийся от времени, и развернул его. Это был такой же перевод греческого оригинала, но латинскими буквами. Насколько я мог судить, стиль письма и сами буквы относились к началу XVI столетия. Под свитком пергамента лежало что-то твердое и тяжелое, завернутое в пожелтевшее полотно, под слоем растительных волокон. Тихо и осторожно развернули мы полотно и извлекли большой грязно-желтого цвета сосуд,