значит, Равновесие и получат. Может, их в Степь продадут, восточным варварам…
– Это как? – не понял я.
– Ну как-как… Со степными у нас война всё время, но и торговля тоже. Скуют оторв цепью, ладьёй по реке по нашей, по Кучме, потом каналом до Итиля, а там уже или в Каму, или в Астрахань. И продадут на торгу, в рабство навечно. Так вот кривую линию им и подправят. Видишь, всем хорошо. И казне прибыток, и варварам доход, и оторвам в будущей жизни полегче станет… Но только тут вряд ли… Слишком лёгкое наказание выходит. В степь продают, если разбоя с насилием не было. А тут, видишь, пострадали мы, – он указал на свой нос. – Чуть ведь не убили нас. Так что, может, с ними как с убийцами поступят. В крысиный поруб посадят.
– Это что, – вздрогнул я, – казнь такая?
– Ну, зачем сразу казнь? – пожал плечами Алёшка. – Кто захочет, тот выживет. Там же вода есть, а еда – бегает да пищит. Лови да жри… Если нескольких сразу сажают, то ещё ничего. По очереди спать можно. Вот когда одного – это верная смерть. Загрызут крысы… им ведь там тоже кормиться больше нечем. Так что кто кого… У нас ведь не как в древности, всякие там костры, колья, плахи… Закон в Княжестве мягкий. Всякому душегубу даётся возможность выжить. Вдруг его линия так изогнётся, в счёт прежнешаровых страданий? Бывают, что в крысином порубе люди по много лет живут. Конечно, невесело там, так ведь сами же линию себе покривили…
Я судорожно сглотнул. Что ж, значит, здешний гуманизм всё-таки не беспределен. И по мне, так уж в сто раз лучше, если оттяпают голову на плахе, чем вот так, годами в темноте с крысами охотиться друг на друга.
Потом Алёшка ушёл, а я провалился в сон. Что-то неприятное там творилось, какие-то пряди седой паутины, еловый лес, выросший в тёмном подвале, прямо из каменного пола… и боярин Волков в алом кафтане, при сабле и серебряной цепи, внимательно смотрит на меня… только вот голова у него крысиная, и не мигают чёрные глаза-бусинки, скалятся ослепительно-белые резцы, а усы едва заметно вибрируют… словно антенны, передающие куда-то секретную информацию.
Я рывком приподнялся, стряхнул липкие обрывки сна. И увидел сидящего в кресле боярина. Без сабли, без красного кафтана, в одной рубахе. Голова обычная человеческая, мешки под глазами, лоб в морщинах. Но почему-то он вновь напомнил мне дворового кота – с порванным в драке ухом, но вполне готового к будущим схваткам.
– Ну что, пришёл немного в себя? Давай тогда поговорим… о делах наших скорбных…
– Значит, никак не обращались к нему? Что ж, умно… А кроме Гонши и Бело го, больше не звучало имён? Не торопись, подумай.
– Чего тут думать, – хмыкнул я. – Точно не звучало.
– Ну, тогда картинки погляди, может, узнаешь кого… – Боярин непонятно откуда вытащил амбарного вида книгу, протянул мне. – Осторожнее, тяжёлая… На колени клади. Вот…
Книжища и впрямь была убийственного веса. Пожалуй, помощнее вон той висящей на стенке булавы. Немудрено – формат близок к А3, бумагу правильнее назвать картоном…
Я начал перелистывать страницы. На каждой