с собой новый день…
Большой и нарядный дом на улице Савой мирно спал, когда к его крыльцу подкатил новёхонький дорожный экипаж, запряжённый серой в яблоках парой. Щегольски одетый худой мужчина с выдубленным, как у моряка, лицом – с тем типом загара, когда на кирпичного оттенка коже резко выделяется белизна глубоких морщин – поднялся на крыльцо и крутанул колёсико дверного молотка. Стук получился оглушительным, но открывать раннему гостю не спешили, и он со злостью ударил по створке кулаком. Наконец дверь отворилась, и слуга в накинутой на плечи ливрее испуганно осведомился:
– Чего изволите?
– Доложи хозяйке, что приехал старый друг, – жёстко заявил гость и, отодвинув лакея, шагнул в вестибюль. Он больше не обращал внимания на слугу, а молча направился в гостиную. Дорогу гость знал прекрасно, поэтому уже через минуту устроился в пухлом раззолоченном кресле и, вынув из кармана портсигар, с удовольствием закурил.
Мужчина огляделся по сторонам и хмыкнул. Прошёл ровно год с его последнего визита в эту обитую алым шёлком помпезную гостиную. Только вот у него самого этот год растянулся на все десять. А здесь время словно бы застыло – все так же сверкали в косых утренних лучах позолоченные капители колонн, отливали полированными боками бронзовые накладки на шкафах красного дерева. Нежные краски обюссонского ковра ничуть не потускнели, и атласная обивка резных диванов по-прежнему смотрелась безукоризненно новой.
– Чёрт… – пробурчал гость себе под нос.
Казалось, будто они с Франсуазой только вчера пили кофе за вот этим овальным столиком. Чтобы отогнать наваждение, мужчина даже тряхнул головой. Какое «вчера», если он успел побывать на каторге, сбежать оттуда, прихватив с собой чуть ли не сотню заключённых, и даже начать новую жизнь, став жестоким вожаком разбойничьей шайки. Да и Франсуаза успела накуролесить. Сначала предала своего многолетнего любовника, присвоив всё, что тому принадлежало, а потом и вовсе исчезла, а вместе с ней пропали и надежды отнять украденное. С этим нужно было разбираться – не просто вернуть своё, но и отомстить. За этим ранний гость и пожаловал сегодня на улицу Савой.
Уже подзабытый звук – шелест дорого шёлка по паркету – сообщил визитёру, что хозяйка дома всё же решилась к нему выйти. Мужчина не ошибся: на ходу поправляя манжеты пышного чёрного платья, в комнату вошла высокая стройная брюнетка лет тридцати. Женщина в изумлении уставилась на гостя большими тёмными глазами и замерла в дверях, испуганно приоткрыв пухлый карминно-красный рот. Игнорируя правила приличия, гость не поднялся навстречу даме, он лениво затянулся сигарой, демонстративно выпустил в сторону вошедшей несколько колечек дыма и лишь потом высокомерно протянул:
– Мари-Элен, я искал хозяйку дома, а не тебя… Где твоя мать?
При звуках его голоса женщина как будто бы пришла в себя. Она надменно вскинула голову и изрекла:
– Я графиня де Гренвиль. Хозяйка этого дома.
– С чего это ты так себя именуешь? – усмехнулся гость. – Ещё год