корчился на ковре от смеха.
– Что случилось? – спросила Александра Владимировна, останавливаясь возле него.
– Гимназия. Воспоминания, – жевал Мамут.
– Стишок? – Она прошла и села на свое место.
– Что за стишок? – спросил Румянцев.
– Стишок! Ха-ха-ха! Стишок, господа! – Саблин сел на ковре. – Ой, умираю… стишок я сочинил про моего друга-камчадала Андрея Клёпина… ха-ха-ха… ой… сейчас успокоюсь… прочту…
– Отчего этот хохот? – спросила Саблина.
– Не напоминай, Христа ради, а то… хи-хи-хи… мы поумираем… все! все! все! Стихотворение!
– При мне, пожалуйста, не читай эту гадость. – Саблина взяла бокал, Лев Ильич наполнил его шампанским.
– Ну, радость моя, здесь же все свои.
– Не читай при мне.
– Начало, только начало:
У меня есть друг Андрей
По прозванью Клёпа.
Нет души его добрей, —
Пьет шартрез, как жопа.
– Прекрати! – Саблина стукнула по столу. – Здесь ребенок!
– Кого вы имеете в виду? – лукаво улыбнулась Арина.
Раз приходит он ко мне,
Говорит: – Послушай!
Искупался я в говне
И запачкал душу!
– Нет! Душа твоя чиста! —
Я вскричал, ликуя. —
Как у девочки…
– …пизда и как кончик хуя, – произнесла Арина, исподлобья глядя на Саблина.
– А ты откуда знаешь? – уставился на нее Саблин.
– Мне отец Андрей рассказывал.
– Когда это? – Саблин перевел взгляд на батюшку.
– Все вам, Сергей Аркадьевич, надо знать, – сердито пробормотал Мамут, намазывая мясо хреном.
Все засмеялись. Арина продолжала:
– Мне в вашем стихотворении больше всего конец нравится:
Мораль сей басни такова:
Одна у Клёпы голова.
Другую оторвали
Две девочки в подвале.
– Какая гадость… – выпила Саблина. – Мерзкая гадость и тошная пошлость.
– Да! – С добродушной улыбкой на пьяноватом лице Саблин поднял стул, уселся на него. – Как давно все было… Помнишь, как Шопенгауэра читали?
– У Рыжего? – с наслаждением пил шампанское отец Андрей.
– Три месяца вслух одну книгу! Зато тогда я понял, что такое философия!
– И что же это такое? – спросила Румянцева.
– Любовь к премудрости, – пояснил Мамут.
Неожиданно отец Андрей встал, подошел к Мамуту и замер, теребя пальцами крест.
– Дмитрий Андреевич, я… прошу у вас руки вашей дочери.
Все притихли. Мамут замер с непрожеванным куском во рту. Арина побледнела и уперлась глазами в стол.
Мамут судорожно проглотил, кашлянул.
– А… как же…
– Я очень прошу. Очень.
Мамут перевел взгляд оплывших глаз на дочь.
– Ну…
– Нет, – мотнула она головой.
– А… что…
– Я умоляю вас, Дмитрий Андреевич. – Отец Андрей легко встал