скорый конец цивилизации то ли от парникового эффекта, то ли от падения метеорита, то ли еще от какой напасти.
Данило читал стихи и прозу. Своим сипловатым прокуренным голосом, сунув левую руку в карман брюк, а правой дирижируя, задавая ритм. Читал, что приходило на память – никакой программы и в помине не было. И хорошо читал, необходимо заметить. Душевно. Он и сам не знал заранее, что будет читать – что «накатит» под настроение.
Он любил подолгу стоять посреди сцены, горько глядя в зал. Иногда складывал руки на груди, выказывая этим полную отстраненность от действительности. Стоял до тех пор, пока не умолкал недовольный гул желающих сразу получить экстрасенса и шиканье тех, кто был не против стихов. А потом начинал певуче выкликать:
Клоун в огненном кольце.
Хохот мерзкий как проказа.
И на гипсовом лице
Два горящих болью глаза.
Лязг оркестра, свист и стук.
Точно каждый озабочен
Заглушить позорный звук
Мокро хлещущих пощечин.
Как огонь подвижный круг.
Люди – звери, люди – гады,
Как стоглазый, злой паук,
Заплетают в кольца взгляды…[1]
– «Люди – звери, люди – гады», – выкрикивал Данило, после чего делал паузу, подавляя рвущиеся из груди рыдания.
Впечатление было ошеломляющим. В зале наступала гробовая тишина.
– Ты там полегче, – напутствовал Карл Мессир коллегу перед выходом. – Не дави, дай расслабиться. Без фанатизма.
Даже самые неразвитые зрители оторопело притихали и наливались непонятной тоской. Им было стыдно перед артистом, хотелось немедленно куда-то бежать и бить кому-то морду за его и свои унижения, безденежье, подлую, беспросветную жизнь. А потом, очистившись, рыдать долго и сладко…
В итоге Даниле много хлопали, а также топали ногами и свистели, что служило признаком одобрения и симпатии.
Потом выбегала Алена в коротеньком голубом платьице в серебряных блестках, переключая зрителей на радостное ожидание чудес. За ней бежала на поводке маленькая обезьянка в таком же платьице.
– Ники, поклонись зрителям! – приказывала Алена.
Обезьянка скалила зубы и отрицательно мотала головой.
– Ники! – взывала Алена строго.
Обезьянка мотала головой с такой силой, что, казалось, голова вот-вот оторвется, – ни за что!
– А что у меня есть!
Алена вытаскивала из кармана конфетку в яркой обертке. Ники, цепляясь тонкими черными ручками за подол Алениного платья, проворно карабкалась девушке на грудь.
И так далее, в том же духе.
Потом был десятиминутный перерыв, после чего – второе отделение. Карл Мессир. Как театр начинается с вешалки, так актер начинается с имени. Настоящего имени гипнотизера не знал ни Данило Галицкий, который на самом деле был Василий Прыгун и никогда этого не скрывал, ни Алена Бушко, которая и была Аленой Бушко, а еще подругой