Елена Долгопят

Родина (сборник)


Скачать книгу

же, Петр Андреевич, узнаю. Проходите.

      Так или примерно так все это было. Не могу же я ручаться за каждое слово, хотя мне и кажется, что все слова отпечатались в моей памяти.

      Брат переступил порог отчего дома и расстегнул светлую офицерскую шинель, новую, с блестящими даже в тусклом свете пуговицами. На правой его руке не хватало среднего пальца. Пола шинели была прожжена, зияла в ней дыра с почернелыми краями.

      – Уснул у костра, – объяснил он и передал тяжелую шинель Анне Васильевне.

      И в сапогах, совершенно тоже новых, зеркально начищенных, как будто влажных, он прошел в квартиру.

      Анна Васильевна повесила шинель на крючок. Я снял пальто, она приняла его и повесила рядом шинелью. Придвинула мне домашние туфли. Я снял валенки. Всё молча. Прислушиваясь к звукам в квартире. К шагам Петра. К скрипу, щелчку, к шуму полившейся воды в ванной.

      Прежней его одежды здесь не было, и Анна Васильевна собрала ему отцовскую. Постучала в дверь ванной, вошла, оставила одежду и вышла. Принялась растапливать большую кафельную печь в гостиной. В эту зиму мы редко здесь топили, ели обычно в кухне. Через сорок минут брат вышел – в белой отцовской сорочке, черных брюках и мягких туфлях. Дров Анна Васильевна не пожалела, воздух прогревался.

      Анна Васильевна накрыла круглый стол под большой сияющей люстрой, как заведено было в прежние мирные времена; брат мой Петр сел за стол на место, которое занимал раньше отец. Лицо его было чисто выбрито, руки лежали на белой скатерти. Дымилась пшенная каша в тарелках. Брат взял прозрачный ломтик хлеба, серебряную ложку, сгорбился и принялся за еду. Проглотил кашу, вытер рот крахмальной салфеткой. Посмотрел на меня исподлобья и сказал усмешливо:

      – Что ж нам и выпить нечего со свиданьицем?

      Блеснул на меня глазами исподлобья. Придвинул стакан в серебряном отцовском подстаканнике. Отпил забеленный молоком кипяток. Еще взял хлеба – последний ломоть с тарелки. Прожевал.

      – Небогатый стол.

      – Что есть.

      – Спасибо.

      – Откуда ты?

      – Долго рассказывать.

      Часы пробили половину первого. Свет мигнул и погас.

      – А ты как поживаешь, брат? – спросил он из темноты.

      – Нормально.

      – Всё кровь кипятишь?

      – Иногда морожу.

      – Я крови много видел. И на вкус узнал. Товарища подстрелили, он упал на меня, и я напился его крови.

      Анна Васильевна вошла с подсвечником. Ходила она мягко, в вязаных, подшитых кожей носках. Она внесла огонь и оставила на столе. Мы видели опять друг друга.

      – Брат мой, – сказал я.

      Но он как будто не слышал меня.

      – Вот так, – провел ладонью по лицу своему, – вот так текла его кровь. Я двинуться не мог, был ранен.

      – Почему ты не писал?

      – Не хотел. Не мог. Не представлял. Какими словами? О чем?

      – О том, что жив.

      – Жив?

      Он смотрел на меня новым своим взглядом исподлобья. И произнес:

      – А ты не рад мне.

      – Я? Рад.

      – Ты боишься меня.

      – Я? Нет.

      – Не бойся, не трону.

      И