смотра боевитости наша комсомольская организация стала аж второй в области по своей группе. А сам Дикон, неожиданно, как всегда в своей экстремисткой манере, ударился в учебу, объявил, что закончит вечерку на год раньше, экстерном, и поступит в университет, на юрфак. Вот так, мол, знайте наших, сегодня по банькам и погребам, а завтра – адвокат!
Почвой же для такой вспышки, судя по всему, послужила пробуксовка в отношениях Вовы с Верочкой, ибо та, в одну из последних встреч, объявила, что он – подлец, каких мало, это надо же, мол, додуматься, распустить сплетню, что она с ним совсем накоротке, то есть позволяет ну все-все-все, любит, словом, его, отважного юношу, и в скором будущем они должны поспешить в ЗАГС. Конечно же, серьезно этот бред восприняли далеко не все, но, тем не менее, на каждый роток ведь не накинешь платок, в общем, говоря классическим слогом, тезке с того дня в приеме было отказано.
Укоряя же Вову в столь подлой клевете, Верочка адресовала его расходывать пыл своего жаркого сердца на другую, еще более неотразимую даму, Ксенюшку, о связи с которой ей так живописали доброжелатели. Но если Верочка сумела сдержаться от рукоприкладства, хоть ей это и зуделось сделать, то педоБогиня при встрече до этого дала-таки ему пощечину, посоветовав не делать больше попыток вторгнуться в ее жизнь, сколь неприглядной бы она ему не показалась.
Так коротенько о Ксенюшке. Ей чуть за тридцать, безмужняя. Общаться с этой бабенкой Вова старался в темноте, ощупкой, если же партнерша по забывчивости или нечаянно свет включала, то Вова сильно гневался, смак общения враз сходил не нет. Дело в том, что личико у Ксенюшки было, ой-е-ей! каких мало, съеженная какая-то рожа, малю-ююсенькая с коричневыми разводами по краям и щедро конопатое, носик у Ксенюшки пуговкой, волосенки реденькие, мочалистые, ушищи же большие оттопыренные, как паруса от ветра в затылок, а еще у нее был большу-уущий, по-рыбьи безгубый рот и в нем штук полста мелких зубов, настолько мелких, что при улыбке они пропадали, затмевались деснами. Бр-рр!..
А вот глаза у Ксенюшки были неплохие, жидкоголубые, правда, порой, при жестком свете казались даже белыми, будто у сорожки, подсматривающей из ухи, неглупые глаза, печальные, скорее, от осознания малой привлекательности. Зато фигурка у нее была просто отменная, загляденье не фигурка – крепкая, ладная, со стройными ножками, конфетка! цены бабенке не было бы, нарасхват пошла бы наверняка, кабы на личико ей маску какую организовать щадящую, замаскировать хоть маленько под нормальное лицо. Ох, и рожа!.. Вот тут и разберись, так что же все-таки лучше – писаная красавица с туловищем от бегемота, или эта «конфетка», кому на люди желательно выходить только в противогазе.
На окраину нашего поселка, в хатенку Ксенюшки, наш Вова прокрадывался ближе к полуночи, чаще после односторонних свиданок с Верочкой, иззябнув до хруста кишок на тополе у ее окошка, мудро заключая, что духовное общение самостоятельно от физического, а пресытясь на стороне