беркуты – один из них, изредка кренясь в восходящем потоке, уже которую минуту висит над нами, явно и по-хозяйски любопытствуя.
Предупреждаю спутников, что до темноты мы вряд ли поднимемся на гребень, время послеобеденное, темнеет в горах рано, а восхождение по полной программе надо начинать утречком, с восходом солнца.
Однако в ответ слышу:
– Сколько успеем – столько успеем.
После двух часов подъема рубаха стала мокрой наскрозь.
По осыпи можно двигаться лишь наискосок, рывком, цепляясь за траву и кустарники.
Но вот и осыпь кончилась. Пошли выветренные с ломкими ребрами скалы, которые к тому же все круче и круче стали загибаться вверх.
Визуально гребень хребта почти не приблизился. Правда, до первой промежуточной вершинки осталось метров тридцать, но эти оставшиеся метры приходилось ползти уже почти вертикально.
Цепляясь за выступы скал, я, подобно пауку, вытолкал свое тело на ровную, поросшую травой и кустарником поверхность.
Отдышавшись, оглянулся и поискал глазами Сергея. Он не двигался, прильнув к поверхности горы. Он вцепился в камень и тупо глядел перед собой, костяшки пальцев побелели.
Оказывается, на самой крутизне Сергей посмотрел вниз и… обмер. По ходу подъема не чувствовалось, но путь пройден большой, мы уже высоко, под ногами – пропасть. Сергей увидел в долине место, где должен быть лагерь, но глаз не различил ни палаток, ни автомобиля. Ощущение полета, смешанное с паникой падения.
– Не смотри вниз. Расслабься, Серега, расслабься. И тихо, ощупью, ощупью – ползи.
Лежа на спине, мы смотрели в небо, за горизонт, на панораму снеговых гор, и все это одновременно умещалось и в глазах и в душе, все это было доступно, объемлемо и близко. Близко по крови.
Последнее удивление Калбакташа – звук.
Нас позвал Данила, с которым мы расстались часа три с лишним назад, когда начинали подъем. Он пошел по другому, противоположному от нас склону распадка. Если он забрался на такую же высоту, что и мы, то расстояние между нами должно быть не менее, а то и более километра. Я ответил и, слушая его голос, попытался определить где же он находится. Безрезультатно.
Мы долго переговаривались, причем, не напрягая связок, обычным голосом, я попросил его бросить вниз пару булыжников, а затем и сам проделал то же, грохот мы произвели приличный, камни сыпались и с той и с другой стороны, но, как оказалось, расстояние было слишком велико, мы друг друга так и не разглядели…
Странно. Непривычно.
С тобой разговаривают, а ты не видишь говорящего. Тебя спрашивают, ты отвечаешь. А вокруг – целый мир, пустыня, то ли библейская, то ли еще более древняя, пустыня живая, одухотворенная, обладающая разумом и голосом.
Ты спрашиваешь – она отвечает.
И пускай тебя не видно, пусть тебя нет на этом геологическом фоне.
Ты меньше аглицкой блохи на ладони Государя Императора.
Но тебя никто