утопленницу. Да и кости ее давно истлели.
– Вы думаете? – засомневался Парфенов.
– Конечно! – корреспондент отложил свои инструменты и начал стягивать перчатки с рук, – Меня удивляет, что вы вообще взялись лечить ее. Безнадежное дело! Да никто и не откликнется – ее же похоронили и давно забыли, – кому нужна мертвая девушка? Так что не мучайте себя зря и отправьте ее в морг, – там ей самое место.
Заманжолу стало ясно, что врач согласился с доводами корреспондента, хотя и не расслышал, что сказал Парфенов напоследок. Врач тоже отстранился от кровати – каталки, и, стягивая тягучую резину с пальцев, подался за корреспондентом из палаты. Заманжол понял, что они скоро пришлют санитаров за Алтынай – чтобы отправить в морг. Он собрал всю свою волю в кулак и в неимоверном усилии заставил себя перевернуться на живот. Сантиметр за сантиметром продвигался к краю больничной койки, которая теперь казалась широченным ложем.
И вот он на ногах и редкими, медленными шагами движется к палате. Спешит вовсю, но ноги словно ватные. Заманжол стремится всей душой туда, где лежит она, но занавесь все отодвигается и отодвигается. Он хочет крикнуть: «Алтынай!», но воздух вяжет язык, словно рот набит липкой патокой.
Заманжол слышит шаги санитаров в коридоре; они уже близко, деловито стучат своими носилками, вот-вот войдут в палату, отнесут Алтынай в морг. «Нет! Нельзя ее туда! Она жива!», – кричит Заманжол, но даже сам не слышит свой голос. По его лицу текут слезы бессилия, но, стиснув зубы, он прорывается-таки в палату!
А там тишина. Посреди пустой палаты стоит высокая кровать на колесах. На ней – Алтынай. Она лежит совершенно нагая на белоснежной простыне. Кожа ее поблескивает матово на закруглениях и выпуклостях, словно слоновья кость, и вся она, как изящная статуэтка. Во влажных каштановых волосах запуталась слизкая зеленая тина. Как тогда…
Заманжол тихонечко склонился над ней – Алтынай не пошевелилась. Дрожащими пальцами провел по ее щеке и… Алтынай встрепенулась, открыла глаза и улыбнулась. Заманжол наклонился еще ниже, и Алтынай со вздохом обвила руками его шею.
Заманжол прильнул к ней и стал покрывать ее лицо поцелуями. Сердце словно растаяло и в груди разлилось беспредельное ощущение счастья.
– Алтынай, милая моя, родная! Ты жива, жива, жива! – шептал он, чувствуя, как из глаз струится горячий поток…
– Ты чего, Заман!
Окрик Балжан вырвал его из объятий сна, и он увидел, прямо перед собой, обеспокоенное лицо жены. Заманжол крепко прижимал ее к себе, и, видимо, ее целовал он – на щеках Балжан дрожали капельки его слез.
***
В народе нашем встречаются еще люди, которых можно назвать «цветом нации», «солью земли», люди с чистой душой и большим сердцем, с ясным разумом, которые, правда, несколько растерялись в наши непростые времена переустройства и социальных неурядиц. Но они стараются изо всех сил, и продолжают жить, придерживаясь