блеску самих храмов и являлся неотъемлемой частью «звукового ландшафта» города: резвое бренчание колоколов поменьше соединялось с размеренным звоном средних и глубоким, медленным гулом больших, многотонных колоколов. Бойкое стаккато отбивали копыта семенящих мимо лошадей; стучали и громыхали по булыжным улицам и площадям колеса экипажей и телег. К моменту приезда Фредерика автомобили еще только начинали появляться в Москве, и время от времени один из них проезжал по улице, громко рыча и оставляя позади себя едкие выхлопы – и заставляя лошадей в испуге вставать на дыбы. В 1899 году уже был построен первый электрический трамвай, но Москва все еще передвигалась преимущественно на лошадях. По всему городу запах навоза смешивался с запахом угля и древесным дымом из труб тысяч кухонь и самоваров – переносных медных водонагревателей для приготовления чая, которые в каждом доме растапливались по нескольку раз на дню.
Толпы, заполнявшие главные московские улицы, были чрезвычайно пестры. Многие прохожие носили европейскую, или, как ее называли в народе, «немецкую» одежду. Господа в цилиндрах и сюртуках, дамы в элегантных платьях, благоухающие ароматами от Коти и Герлена, военные в парадной форме с блестящими эполетами – все они смотрелись бы в Вене или Лондоне как у себя дома. Иностранцы в Москве были привычным зрелищем, и на магазинных вывесках в центре города то и дело встречались немецкие и французские имена. Но рядом со всем этим была старая русская Москва: густобородые крестьяне в овчинных тулупах и лаптях, православные священнослужители в подметающих улицу рясах, чьи лица были прикрыты бородами, а прямые волосы – широкополыми шляпами, старомодные купцы в долгополых пальто с их демонстративной тучностью – признаком коммерческого успеха. Путешественников неизменно поражало открытое проявление набожности на улицах. Всякий раз, минуя храм или придорожный крест, простолюдин снимал шапку, кланялся и размашисто крестился – лоб, живот, правое плечо, левое. Когда же в пределах досягаемости оказывалась икона, то он осторожно наклонялся, чтобы почтить ее поцелуем.
В противоположность тому, что Фредерик видел в Западной Европе, не у каждого в Москве кожа была белая, а глаза – круглые. Славянский центр империи был окружен странами, которые русские покорили или поглотили в прошлые века, так что две трети империи лежали за уральскими горами, в Азии. Подвластные народы со всех окраин можно было увидеть на улицах Москвы: черкесов с Кавказа, татар из Крыма, бухарцев из Центральной Азии. Их красочные национальные костюмы служили напоминанием о том, как далеко на восток забралась Москва, и укрепляли веру многих европейцев в то, что в жилах русских имелась как минимум примесь азиатской крови. Из трех главных человеческих «рас» немногочисленны были лишь «черные»: в отличие от многих стран Европы Россия никогда не имела колониальных амбиций в Африке и в отличие от многих стран Нового Света никогда не порабощала людей африканского происхождения.