тебе жизнь.
– Жизнь мне ты и так сохранишь, – отозвался Гишер. – Ты не для того повез меня в Орамос, чтобы прирезать в степи.
– Умен, – заметил Атрий. – А для такого трусливого червяка еще и неразумно болтлив. Ты прав, твоя жизнь мне пока нужна, чтобы предать ее власти императора, – Он опустил сапог на лицо жреца, прижав его щекой к земле так, что хрустнули шейные позвонки, и продолжал: – Но может статься, что ты будешь совсем не рад жизни.
Жрец скривился, коротко простонал, затем хрипло пробормотал:
– Я укажу, где искать бродягу каданга.
Атрий убрал ногу. Жрец приподнял голову и потребовал:
– Развяжи меня.
Атрий кивнул своим воинам, те распутали кожаные ремни на запястьях и щиколотках пленника. Гишер с трудом сел на земле, разминая конечности. Тут же веревочная петля сдавила горло, а в скулу впилось острие кинжала.
– Один неверный шаг, и я отрежу тебе все, что только можно отрезать, – предупредил Атрий.
– Ты очень убедителен, – прохрипел жрец. – Дай мне встать. Я должен отойти от костра, мне нужна темнота.
Атрий натянул веревку и рывком поднял жреца на ноги. Петля едва не задушила Гишера, он снова захрипел, пытаясь негнущимися распухшими пальцами ослабить удавку.
– Я тебя предупредил, – грозно повторил Атрий. – Идем.
Он толкнул жреца в спину, направив его в степь, уже укрытую ночью.
Рваный шерстяной плащ потяжелел от впитавшейся влаги и давил на плечи. По спине то и дело струйками стекала скопившаяся вода, заставляя Кори содрогаться от озноба. Пожелтевшая трава цеплялась за ноги, стряхивая капли на штанины, босые ступни замерзли и неприятно ныли.
На пограничные степи надвигалась зима. Далеко на полночи леса заметало снегом, здесь же, между морским побережьем и полночными лесами, наступал сезон холодных нудных дождей. С утра северный ветер нагонял тучи, к вечеру небо совсем скрылось за тяжелой свинцовой пеленой, ранние сумерки заморосили дождем. Вернее, это был даже не дождь, а мелкая водяная пыль, словно повисшая в воздухе.
Тангендерг ехал в двух десятках шагов впереди. Похоже, ни он сам, ни его понурая кобыла не испытывали никаких неудобств из-за непогоды. По крайней мере, на поведении обоих это никак не отразилось. Тангендерг все так же сидел в своей привычной позе, закрыв глаза и держа во рту свое дурманящее снадобье из мелко покрошенных и высушенных грибов. Короткие светлые волосы каданга слиплись в сосульки, скопившаяся вода стекала на спину под облезлую безрукавку из шкуры степного волка, но путника это ничуть не трогало. Его кобыла, и без того представлявшая собой жалкое подобие гиппариона, теперь выглядела еще более нелепо. Грива и хвост слиплись сосульками, как и волосы ее хозяина, склонив голову к самой земле, кобыла неспешно перебирала копытами, абсолютно безучастная к своей судьбе и всему остальному миру.
На протяжении всего пути Тангендерг совсем не разговаривал с Кори, казалось, даже не замечал его присутствия. Наконец, мальчишка решился сам обратить на себя внимание спутника. Догнав кобылу, он произнес:
– Холодно.
Тангендерг