во время штурма одной из высоток японцам удалось отбить первую атаку русских, которые не успели унести с поля боя раненых. Так и попал тот мальчишка в руки озверевших в своем отчаянии японцев. И когда во время следующей атаки бойцам удалось взять высотку, они обнаружили возле одного из дотов изуродованное тело своего товарища.
Позже Жаковой еще не раз приходилось сталкиваться с подобными вещами. Изуродованные солдатские тела стали делом обычным. Это была месть слабых сильным, знак безнадежности и безысходности. А попросту – неслыханная звериная жестокость.
– Варвары… Какие же они варвары! – принимая все это близко к сердцу, постоянно говорила Нина. – Да как же земля-то держит таких?
А тут новое известие. Когда советские войска дрались за Хоэрмоцзиньский узел сопротивления, под покровом темноты японцы проникли в расположение одной из санитарных рот и зверски замучили врача и двух медсестричек. Изверги вывернули им руки и ноги, изрезали их ножами и искололи штыками. Узнав об этом, Жаков примчался к Нине в санбат. Увидев ее живой и невредимой, вздохнул.
– Будь осторожна, – сказал он ей. – Ведь ты – все, что у меня есть на этом свете…
…А наступление советских войск продолжалось. С каждым днем противник все больше и больше терял силы. Ошеломленные таким напором русских, японцы порой чувствовали себя, словно потерявшиеся в лесу грибники, внезапно столкнувшиеся нос к носу с медведем. Разве они могли предположить, что кто-то сможет взять все эти неприступные с виду УРы? Жили не тужили, зная наперед, что до них никто не доберется, а тут на тебе…
События разворачивались так быстро, что время не поспевало за ними. Сами же бойцы не успевали запоминать названия освобожденных ими населенных пунктов. Муданьцзян, Ванцин, Гирин… Что там еще? Да разве все упомнишь!..
Однако японцы продолжали сопротивляться. На иных рубежах противник не сдавался до тех пор, пока не кончались патроны или в живых не оставалось ни одного солдата. Было много смертников, которые, будучи накрепко прикованы к орудиям, показывали образцы сумасшедшего фанатизма и преданности своему долгу. Бежали редко – сражались до последнего. Даже видавших виды русских бойцов эти обреченные на смерть люди поражали своей стойкостью и дерзостью. Но что могло тогда остановить этот огненный смерч? Нет, не было такой силы, которая бы сдержала натиск этих обреченных на вечную славу людей, освободивших Европу от фашистов и теперь добивавших остатки тех, кто развязал Вторую мировую. И мчались танки, вспарывая воздух рокотом дизелей, и давили гусеницами все, что попадалось на их пути – орудия, бронемашины, людей, – оставляя после себя груды искореженного металла и сотни трупов чужих солдат.
Но были потери и среди русских. Санитары не успевали уносить с поля боя раненых. Убитых жалели. Как же так, всю войну прошли, а тут вдруг…
По улицам освобожденных городов потянулись колонны пленных. Их отводили в поля и размещали в спецлагерях,