правду, после этого «выталкивали из церкви, где он поклялся, [и] подвергали презрению». Вероятно, это преувеличение, но Олеарий отмечает всю серьезность столкновения с Богом[299]. Обвинительная форма процесса отражает менее обезличенную, чем у розыскной, идею правосудия и судебной процедуры.
Напротив, в розыскной процедуре («сыск», «розыск») центральной фигурой был судья, представлявший интересы общества или государства; в ней применялись пытки, чтобы добыть доказательства. В таком деле истец и ответчик не могли пойти на мировую, и это отражало примат государственных интересов над народными расчетами, какой общественный урон может нанести наказание. Известная в римском праве, эта форма суда была временно забыта в Европе до XII века, когда ученые юристы и знатоки канонического права возродили ее в стремлении стандартизировать процедуру и прекратить злоупотребления, связанные с судебной присягой и ордалиями (последние были упразднены католической церковью в 1215 году). Признание обвиняемого (введенное для католиков в это же время) стало рассматриваться в качестве главного доказательства, и пытка стала главным пунктом инквизиционного процесса для его получения[300].
В XV и XVI столетиях в Европе происходило слияние двух видов судебного разбирательства, приводившее к дальнейшему развитию розыскной процедуры. Королевская власть и самоуправляющиеся города стремились ввести более строгую дисциплину в общественной, политической и моральной сферах, но рост населения и преступности, а также анонимность городской жизни сделали обвинительный процесс менее эффективным. В уголовных делах двигателем сыскного процесса были систематический допрос и пытка, а не действия участников тяжбы. Следователи собирали досье и представляли его судье для вынесения приговора. В Европе XVI века чрезвычайно распространилось законодательство в области уголовного права, выдвигавшее на первый план сыскной процесс или внедрявшее некоторые его аспекты в британскую правовую систему, основанную на суде присяжных[301].
Эти законодательные памятники делали акцент на прозрачности процесса и рациональности доказательства. «Каролина» Карла V (1532) являет собой особенно хороший пример. Составленная для наставления судейских на местах, не обладавших столь же высокой квалификацией, как действовавшие при императоре юристы-профессионалы, она носила дидактический и предписывающий характер. Дж. Лангбейн назвал ее «настольной книгой для любителей». «Каролина» в мельчайших деталях расписывает все необходимые стадии процесса и стандарты, которым должны соответствовать доказательства, а также постоянно призывает судей руководствоваться собственным суждением в оценке улик и необходимости использования пытки[302]. Перед Карлом V стояла нелегкая задача по унификации судопроизводства в гетерогенной империи, где судьи не были подготовленными юристами. В такой же ситуации были и правители Московского государства, хотя Россия не располагала