не стесняясь присутствия мужчин, впрочем, те и не смотрели в их сторону, занятые своим делом.
Королевские приближенные еще больше бы растерялись, если бы вгляделись в лица этих речных дев. Одна из них была умирающая герцогиня Мария Медичи, а вторая ее молоденький юный паж. Лицо герцогини раскраснелось, тело, налитое молодостью и силой отметало всякую мысль о ее скорой смерти, да даже о возможности хоть какой-то болезни. Паж при более близком рассмотрении, как и предполагал Ногарэ, оказался миловидной девушкой, входящей в пору зрелости, и предполагающей распустится в дивный цветок. Они вволю наплавались и, выйдя из воды, подхватили махровые полотенца, а, завернувшись в них, с хохотом рухнули у накрытого стола.
– Микулица, дружочек, есть хочу! Уморил король. И сам уморил, глупостью своей и голодом уморил, – Она резким взмахом кинжала отрезала огромный ломоть жареного мяса и вцепилась в него белыми, как снег зубами.
– Вина налить? – С усмешкой спросил Микулица.
– Налей! А то там кто-то всех травит малыми дозами, яд им вино подсыпая. Я пить не стала. Это наверно этот холуй его, Гийом. Все сидел, принюхивался, прислушивался. Какую-то букашку из ведунов в зал запустил нас прощупать. Теперь наверно от головных болей та букашка на стены лезет. И поделом, не суй свой нос в чужой вопрос! – Она залилась смехом.
– Ты зря там с пророчествами по лезвию ножа ходила. Вдруг кто из этих новых магов был бы. Вдруг бы раскусили?
– Ты что братец! Я ж не весталка какая-то, чтобы ведунов, да упырей бояться. Ладно, ну их. Свору их от братьев храмовников хоть на чуть-чуть отвели, и то спасибо нам. Я не о том. Видишь Микулица там, на взгорке городок с ноготок, – Она показала полуобглоданной костью на север, – Эта деревенька зовется город Понтуаз. Ты гляди, гляди это в будущем родина твоя. Ты потом из этого городка приедешь в Париж и обоснуешься на улице Писарей рядом с Собором Парижской Богоматери, где мы молились вчера. Ты что опешил? Я ж не сейчас тебя посылаю. К тому времени эти все сотрапезники наши перемрут. Так что тебя никто не узнает. Разве только, кто из младенцев вчера запомнил, – Она опять рассмеялась, отхлебнула из кубка и продолжала, – Это после. Сейчас возьмешь Жанну, отнесешь ее к Сибилле на Кипр. Пусть науку постигает. Она нам теперь под ногами путаться будет. Через год заберем и отправим на Рюген в Аркон. Век живи – век учись.
– Может рано еще, – С надеждой спросил монах.
– Поздно скоро будет. Ты меня у переправы в Англию догонишь. У нас там дела теперь. Понял?
– Понял Мари, чего не понять, – Он хотел встать.
– Сиди. Я что тебе уголья в штаны насыпала, или ты думал, что мы эту малявку неучем с собой таскать, как сундук с нарядами будем. Нет. Она нам ровней нужна. Сиди. Не к спеху.
– Сижу, – Понуро сказал монах.
– Теперь тебе, – Мари, раскрасневшаяся от выпитого вина, от спектакля который дала королю, от победы над ищейкой Ногарэ, от жизни, повернулась к Жанне, – Микулица отнесет тебя к Сибилле. Гребень