ее Малка, – Мастер Жак посоветовал обратиться к Вам с просьбой, „о не отвлекаю ли я Вас от более значимых дел?
– Говори, говори малыш. Если Мастер Жак посоветовал, то, как я могу отказать, – В глубине ее бездонных черных глаз мерцали звезды.
– Мастер просил передать, что если Вы соблаговолите, то может, дадите мне несколько уроков того искусства, в котором только вы являетесь Совершенной.
– А льстить – это он тебя научил, или твоя госпожа Сиятельная? Что ж ты краснеешь? Пошутила я. Буду, буду учить тому, что знаю. Садись вот здесь на полянке, а „а этих, – Она махнула царственной рукой в сторону окружения, – Внимания не обращай. Они считай как цветочки, как бабочки в этом саду. Для красоты и приятетвия. Для начала я тебя просвещу, кто я.
– Когда в далеких северных землях произошла вся эта история с Андреем Первозванным и твоей хозяйкой, которую звали тогда Малка, а в Святом Граде народ называл Девой Марией…. Ты у нее спроси, почему у нее в ее рыжих волосах прядь седая? Пусть сама расскажет. Так вот тогда когда она после этого вернулась в Иерусалим, раны зализывать, – Жанну неприятно поразил тон, каким говорила Сибилла, но в мозгу вспыхнули слова Богини леса: «молчи и слушай!» и она подавила в себе неприязненное чувство.
– К тому времени, – Между тем продолжал литься негромкий голос Сибиллы, – Когда Малка вернулась, огненно-волосую Богиню все давно забыли. Это ж, сколько лет прошло! Кто уехал, кто погиб, кто просто умер от старости. Да и кто мог представить, что годы не согнут и даже не состарят Солнечную Деву. Появившись в хорошо ей знакомых местах, Малка взяла себе имя Изабеллы и стала патронировать маленького короля Иерусалимского Балдуина. Материнские чувства видать с годами проснулись, – Ехидно заметила она и краем глаза глянула на реакцию Жанны. Та сидела с открытым ртом, – Такая же дура, как ее хозяйка, – Про себя подумала Сибилла и продолжила, – Вот тут мы с ней и сошлись. Пока Малка мерзла там, в росских снегах, среди диких медведей, я расцветала под южным солнцем и к тому времени была достаточно известна в узких кругах волхвов и жрецов. Девчонкой меня определили в Храм Артемиды Эфесской в вравронии, жрицы любви и войны. Там меня воспитали и открыли во мне дар прорицания. Был такой поэт Гераклит, его и назвали Эфесский, потому как он возле нашего Храма подвизался. Вот он впервые рассказал про мой дар. Потом в поэмах называл меня то Кассандрой, то Манто, написал, что живу я тысячу лет. Поэт, что с него взять, – Она мечтательно вздохнула, видимо вспомнив, что-то свое, – Он и пророчества мои записывал, гекзаметрами, видимо завидовал славе других поэтов. Придумал, что были они „а пальмовых листьях записаны, а он только переписал. Назвал это «Сивиллиными книгами», байку сложил, как я их Тарквинию Гордому торговала. Глупый смертный. Бессмертные не торгуют, у кого нет конца жизни, тому не нужны богатства и слава, он их копит вечно. Вообще я не о том. Познакомились мы и подружились с Малкой-Изабеллой при дворе маленького короля. Она там уже вошла в роль матери, а я только что рассталась с маркграфом