развернул, поднес поближе факел. На темном пергаменте выступили незнакомые буквы, похожие на меленьких жучков, торопливо куда-то бегущих.
– Арамейский! – тихо подсказала Юдифь, – Это язык древних воинов и магов. Его уже никто не знает и не помнит, кроме волхвов, друидов и ведьм. Не смотри на меня так, Юрек. Я не ведьма, я просто маленькая еврейская девочка, оставшаяся сиротой.
– Арамейский, – повторил Юрек. Он поближе поднес факел. С него упала капелька смолы прямо на пергамент и застыла на нем. Юрек свернул его, уложил в футляр. Перчаткой снял смолу с факела и залепил в футляре все дыры, – Так надежней будет. С богом.
Он спустился в колодец по веревке, что они принесли с собой. В глубине колодца, почти у самой воды Юрек нашел маленькую нишу, о которой, похоже, кроме него и Стефана уже никто не знал. Встал в нее, вынул два камня из тайника, сделанного ими еще в детстве, и уложил футляр туда. Закрыл тайник камнями и обмазал глиной со стен колодца. Дернул за веревку и вылез наружу. Обратный путь они проделали молча и быстро.
Троица жила в своем сарае под надежной охраной кованого замка и потемневших от времени бревенчатых стен. Иногда друзья покидали Юдифь, уходя или в ночные вылазки или участвуя в коротких, но яростных стычках. Юдифь вела хозяйство, готовила, обстирывала их, перевязывала раны, готовя какие-то зелья, мази и микстуры. Осада тянулась день за днем. Юрек начал замечать, что Стефан и Юдифь теперь старались лечь спать на другом конце сеновала. Понял все, но не обиделся. Дело молодое. Он старался теперь к вечеру пойти в шинок к их старой детской подруге и вернуться оттуда попозже, а то и задержаться до утра, давая им вволю насладиться друг другом. По ночам, просыпаясь, он слышал их жаркий шепот, прерывистое дыхание и сдавленные приглушенные стоны страсти. Юдифь была достойной дочерью своего племени, умелой и страстной, отдающей мужчине всю себя и забирающей его всего. Он не мешал им и не завидовал.
В одной из вылазок они столкнулись с казачьим разъездом старых запорожских рубак. Из всего их отряда вернулись только Юрек и Стефан. Порубленные и пострелянные. Стефан умирал долго. Юдифь пыталась отогнать старуху смерть всеми известными ей способами, но не удавалось. В ту ночь она пришла к Юреку в полной наготе. Торопливо начала раздевать его, шепча:
– Любовью, любовью ее прогоним. Есть такое средство. Против любви она не устоит. Это ему надо. Ему. Ты должен, должен помочь Стефану.
Он не сопротивлялся, как опоенный зельем. Всю ночь они занимались любовью рядом с раненным. Такой любовью, что Юрек потом за всю свою жизнь не познал. В уши ему лился горячий шепот:
– Это ему, ему надо… Это магия такая древняя… Магия великих жриц… Руки ее, легкие, нежные, словно порхали, лаская его, сухие огненные уста находили его губы… Заставляли его руки делать что-то с ней, пробуждали в нем силы, которых он в себе и не знал… А ее страстный шепот одурманивал и лишал воли:
– Это ему, ему…
Когда они упали