в губернский город и привёз оттуда невесту, уроженку здешних мест. Она была грамотной девушкой, чисто говорящей на русском языке, в отличие от местных в селе. Там часть селян говорило на украинском, а часть на русско-украинском суржике.
До революции она была экономкой у прокурора губернии губернского центра. Была молодой, симпатичной девкой и заведовала всем хозяйством этого прокурора.
Вскоре невеста стала женой Прокопия, а спустя определённый срок, в 1919 году, у молодой четы родилась дочь. Девочке дали имя Мария.
В 1919 году уезд заняли войска белой армии. Прокопия сразу отвели в отдел контрразведки. Его не били, не унижали, но настойчиво требовали показать, куда было спрятано княжеское добро. Особенно их интересовали породистые княжеские лошади и коровы, да и куда дел своих.
У князя лошади и коровы были породистые, коров князь из Голландии завозил. Часто породистых лошадей Владимир Владимирович отдавал и внебрачному сыну.
Прокоп им ничего не сказал, сославшись на то, что всё было разграблено местными крестьянами.
Когда ж выгнали белых и село заняли красные, те тоже принялись выяснять у Прокопа, где княжеское добро. Красноармейцы подошли к этому вопросу радикально. Они отвели его на мельницу, и принялись избивать, стегать кнутом, обзывая всякими неприличными словами.
Очевидцы потом рассказывали, он так орал от боли, что было слышно за несколько вёрст. Но истязателям ничего не удалось выведать. Прокоп продолжал утверждать, что крестьяне всё растащили.
Не добившись ничего, его отпустили.
Полученная в детстве хромата спасла его от мобилизации в армию, как у белых, так и у красных.
Вскоре всё успокоилась и началась размеренная жизнь при советской власти.
Прошло некоторое время и с помощью братьев, он построил себе маленький домик, где стал жить отдельно с женой и дочкой.
Вскоре его выбрали первым председателем сельсовета, как человека знающего грамоту. Но пробыл он в начальниках не долго. Из волости пришло указание удалять из органов власти буржуазные элементы и Прокопия отстранили от должности, как сына, пусть и внебрачного, но классового врага.
Уже вначале шестидесятых годов старший внук спрашивал у деда Прокопа:
– Дедушка, а всё же добро ж княжеское было? Картины, статуи?
Дед сразу как-то поник, подпер голову рукой и задумался.
– Это тебе знать не надо, это будет большая беда, – с суровой грустью проговорил дед, спустя некоторое время.
Всю жизнь дед Прокоп тосковал по Марьино, по другим княжеским имениям, по своему дореволюционному дому. К концу жизни, в 1962 году он переехал в Льгов, где до сих пор сохранился княжеский дом Виктора Ивановича Барятинского. Сейчас там расположена старая городская больница.
В тот год дед Прокоп уговорил и брата-машиниста переехать в Льгов из Четы.
Но там он прожил всего два года и в 1964 году скончался.
Уже