как всегда, сразу взял краб. Его знали как того, кто преуспел в искусстве оправданий, поэтому его всюду выпускали первым.
– Мужчины, – сказал он. – С этим надо что-то делать, больше так жить нельзя.
Все горячо закивали и загомонили, соглашаясь, что да, так больше нельзя. По устоявшейся традиции краб решительно перешел непосредственно к сути проблемы.
– Значит так. Я предлагаю: хватит болтать. Пора заняться делом. У меня предложение. Первым делом мы что делаем: первым делом мы отделяем, кто с нами. Затем выясняем, кто против нас. С этими разговор у нас будет короткий. Правильно я говорю?
Собравшиеся вновь зашумели. Раздались аплодисменты. Кто-то закричал нехорошим голосом: «Краба в президенты». Все засмеялись.
– А то, понимаешь, разговаривают… Теперь насчет эволюции. Это самое… Я против эволюции ничего не имею, надо – значит, надо. Но вот бойцовую рыбку туда на километр близко нельзя подпускать, нечего ей там делать. Должно же быть какое-то чувство меры. Правильно я говорю? А то так к чему мы придем, я спрашиваю. Ни к чему мы так не придем. Взять хоть вот этих дельфинов. Сколько можно. Вы не поверите, до чего дошло. Представляете, я только недавно узнаю, что у них нет фазы быстрого сна. Я как узнал, так прямо сел где стоял. Я говорю: ты что это себе позволяешь. Ты особенный, что ли? Мы, коллектив, этого не одобряем. Знаете, что он ответил? И как только земля таких держит. «Писать я хотел на ваше неодобрение». Прямо при сотрудниках. И никто не знает, что делать. Нет ее – и, говорят, никогда не было. У меня она есть – у них ее нет. У всех она, значит, есть… – у тебя она есть? Есть. У него она есть? Есть. У вас она есть?.. Я вам точно говорю, что должна быть, даже не сомневайтесь. У всех то есть есть – у них нет. Мне до сих пор не по себе делается. Так больше нельзя. Я говорю: это самое, ты особенный, что ли? Я вот так прямо и сказал, открыто. Сказал, как было. Ты один, что ли? У меня язык прямо отнялся. Пялится, значит, это самое, улыбается прямо в лицо этими своими зубами – и произносит такое вслух, прямо при представителях. Еще с таким удовольствием. В открытом виде. Вот я и спрашиваю себя: куда мы идем?
Теперь бойцовая рыбка. Мало нам было ее одной. Вы не поверите, я теперь даже во сне периодически вздрагиваю. Нельзя не вздрагивать. Сплю, значит, и вижу: улыбается мне прямо в лицо Хаплохромис – рот до ушей, и щеки с ямочками. Смотрит и с удовольствием таким сообщает: «Не одобряете, значит…»
Я к чему это рассказываю. Что хотели – то получили. Вовремя не приняли меры. Бойцовую рыбку ни к каким эволюциям нельзя было подпускать, знали же – и бездействовали. Короче, хватит разговаривать, так больше нельзя. Если она дорвется до эволюции, то всех последствий мы за всю жизнь не разгребем. И еще другим останется. Если нужны самые решительные меры – примем меры самые решительные. Вплоть до. Говорил же, что мы когда-нибудь допрыгаемся…
«…Лозунг свободы от оценок в естествознании не должен