небывальщину. Но шоры спадали со временем, и Истина – великая и единственная – открывалась мне во всей своей безбрежности. Истина – это пустота. Это ничто, это отсутствие. Это бескрайняя чернота – она холодна и холод обжигает, но к нему привыкаешь, он начинает нравиться. Бессмертие ужаснее смерти, я не хочу бессмертия. Я хочу конца, хочу завершения, хочу итога. Хочу исчезнуть в один из прекраснейших моментов и никогда не появляться больше. Так интересней, поверьте – уйти в никуда, стать ничем. Гнусная череда реинкарнаций – в чью только голову мог придти такой мерзейший образ! Рождаться, жить, умирать, рождаться снова, чтобы снова умереть – неужели это то бессмертие, какого вы хотите? Тихое, сладкое небытие, счастливое и умиротворённое отсутствие – вот чудеснейший из образов. Я хочу его, я к нему стремлюсь, и чёрт меня побери – я буду в нём!
– Молодой человек! – раздался откуда-то сбоку звонкий женский голос.
Вздрогнув, Вадим обернулся. Улыбающаяся цыганка сидела прямо на земле, и цветастая её юбка была распластана словно парашют.
– Помоги пожалуйста, красивый!
– Что с тобой? – спросил Вадим, не трогаясь с места.
– Упала, встать не могу.
– Не может быть!
– Помоги, не обижай девушку! – скалила зубы цыганка.
Вадим осмотрелся. Никого вокруг не было.
– Никого нет, никого. На тебя одного надежда! – сказав это, она засмеялась. Откинула голову назад, распущенные волосы взмыли на мгновение. Смотрела озорно и пристально.
Не торопясь, Вадим зашагал к ней.
– Лес паршивый, – говорила цыганка, не спуская с него глаз, – одни кочки да сучья. Споткнулась вот, развалилась – а встать сил нет. Кто бы помог, думаю – и, глядь, ты идёшь. Ай, хорошо как – поможешь, поставишь девушку на ноги!
Какие-то проблески красоты угадывались в её смуглом лице. Губы были тонкие, зубы белые, глаза раскосые и смеющиеся. Красивые глаза. Задрав голову, она смотрела на Вадима. Сильный винный запах исходил от неё, но не раздражал – в нём было и что-то приятное.
– Встать не можешь? – спросил Вадим.
– Точно.
– Так кто же пьёт с утра?
– А сейчас уже не утро. Стемнеет вот-вот. Да и выпила я всего стакан.
– Давай руку.
Цыганка ухватилась и, тяжело охая сквозь смех, позволила поставить себя на ноги. Тут же едва не упала, но прислонилась плечом к дереву. Пуговицы на её блузке были расстёгнуты, шея оголена и даже предгорья грудей открывались взгляду.
– Ай, спасибо тебе, красивый! Если б не ты – не знала бы, что делать.
– Не за что, – отозвался Вадим. – Как себя чувствуешь, снова не упадёшь?
– Ой, не знаю. Дай мне руку, держаться за неё буду, а то и вправду упаду.
Она взяла его руку и прижала к животу.
– Слышишь, как сердце бьётся?
Глаза её были