списывали с доски контрольные задания. Все настроены очень решительно, стараясь доказать любимому педагогу, что не совсем съехали с катушек от летней свободы.
Я тоже внимательно смотрела на доску и… ничего не видела. Нет, я, конечно, видела и доску, и учителя, и ребят, но то, что было написано на доске, казалось мне сплошным белым пятном, я не могла разобрать ни строчки. От испуга и напряжения на глаза навернулись слезы, сквозь которые я немного различила строчки уравнений, но слезы скатились, и все написанное на доске опять слилось вместе.
Я не понимала, что со мной случилось, но чувствовала, что произошло что-то очень нехорошее. Урок близился к концу, а я так и сидела в полном оцепенении, ничего не написав. Через неделю на школьных занятиях я уже сидела в очках. В чем крылась причина моей внезапно возникшей сильной близорукости, врачи тогда объяснить так и не смогли.
Очнулась я оттого, что по щекам текли горячие слезы. Я плакала во сне, как тогда в далеком детстве, когда пришлось надеть противные очки. Не столько оттого, что окуляры на моем аккуратном носике казались мне отвратительными, а больше оттого, что не позволяли мне они уже так свободно прыгать и резвиться как раньше.
Конечно, став взрослой, я давно примирилась со своей близорукостью. Но сейчас вполне реальные слезы застилали мне глаза, и как в далеком безоблачном детстве все вокруг виделось смазанным и не четким. Я сняла очки и промокнула глаза чужим носовым платком. Свет в храме не казался уже таким ярким, но неожиданно я четко и очень резко увидела мелкие детали громоздкого иконостаса. Сильнее протерев глаза, я пристальнее вгляделась в изображения и убедилась, что прекрасно различаю мельчайшие детали картин без очков, без тех самых окуляров, которые продолжала растерянно вертеть в руках.
Что-то жуткое, казалось мне, обитало вокруг в воздухе, наполненном церковными благоуханиями. Будь я более подкована в христианстве, возможно лучше смогла бы понять сцены, изображенные на стенах собора, но сейчас они производили на меня гнетущее впечатление. Из ближнего коридора подул ветерок, принося запах горькой полыни, будто дверь где-то приоткрылась наружу. Мне показалось, что я даже уловила шум непрекращающегося ночного дождя.
Я метнулась в коридор, нырнув за следующую икону, но ничего кроме собственного растерянного изображения в тумане зеркала не обнаружила. Пристально рассмотрев себя в зеркале, я очень понравилась себе без модной оправы на носу. Настроение мое к собственному удивлению улучшилось. Я согрелась, меня неудержимо стало клонить ко сну, и, решив отложить изучение загадочного храма Вовки Климова, я снова прикорнула на боковой лавочке в центральном зале.
На этот раз мне приснился парк моей далекой юности, в котором я любила гулять после занятий. По общественной дисциплине, которую неожиданно ввели на последнем курсе согласно новым веяниям политики нашего великого государства,