каждый согласится, и чтобы понять, что такое жизнь, человеку одной своей жизни не хватит, и не хватало никогда. «Се ля ви» – как говорят французы.
У Островского и Гоголя провинциальное окно играет роль сюжетной завязки или московской вечерней газетки. И на самом деле очень любопытно в этой «оконной газете времени» увидеть саму жизнь.
Археологи изучают темную историю каменных степных баб, которые выкапываются в древних курганах. Эти бабы хранятся в запасниках, а то и во дворах Исторических музеев, сваленные штабелями, громоздкие, сотне-пудовые, страшные, изъеденные временем ветров и земли, состоящие из скул, грудей и животов. Археологи ищут эпоху возникновения этих баб, тот народ, создавший их, его историю.
Они ездят весною на летний сезон за Волгу раскапывать баб, чтобы видеть те голые степные пейзажи, которые веками хранили этих баб, растеряв создавший их народ, время и всякую память. За Волгой есть места, откуда ушли в Венгрию предки – унгры. И тут есть место для размышления ученым: о пустых ковыльных степях, некогда бывших цветущими и людными, о культурах кочевников, умерших за этими пейзажами и оставивших на тысячелетия и на раздумья каменных этих страшных баб. Бабы действительно были страшны – скуластые, узкоглазые, корово-животные, но в них присутствует некая своя грация. Можно разглядеть и складки одежды этих баб, сухой рисунок пустых их глаз; и низкие их лбы, и выпяченные их груди и животы – символы плодородия. Изучая своими законами мастерства эстетику народа прошлого, те же ученые археологи, раздумывают о том, как далеко ушло человечество от того неизвестного народа, который оставил свое искусство в этих бабах. Бабы эти возникли во утверждение матриархата, значит, и жили они по-другому, чем мы. Они остановили им время и оставили на тысячелетия в них свою эстетику. Этими бабами можно читать века дорог и кочевий человечества – от тех кочевников до теперешних дней.
Некоторые воспринимают эти каменные чудовища как останки идолопоклонства, розановской мистикой пола, славянофильским скифством. И возможно археологи отдают свое время этим древностям во имя мистики. Но ученые продолжают копаться в веках, чтобы отдать их будущему.
Может быть это проявление любви к человечеству – общечеловеческая любовь? Возникает, как всегда, много вопросов. Но что такое любовь и что такое жизнь (?), что такое смерть (?) и что такое правда? Я знаю много правд, которые суть – неправды. И я знаю очень много неправд, которые становились очень большими справедливостями. Я не говорю о разных там добродетелях, верности, долге, – все это пустяки, условности перед лицом смерти. Она противоположность жизни.
Человек болеет (вообще), иногда очень болеет. Он борется не с болезнью, нет, но с самой смертью!…
Смерть – это ничто. И мало верится людям, с трудом, – чтобы «там» что-нибудь было. Правдивых свидетельств нет, а слова – это почитается за вымысел человеческого разума. Все правды, все справедливости и всяческие морали – все ничто перед смертью, именно потому, –