такими, какими были в их времена, сохранились в их полустершихся воспоминаниях. Подобную отрывочную, импрессионистскую историю можно использовать для подкрепления двух в общем-то в равной мере непривлекательных крайних позиций, обычно притягивающих к себе большинство мнений. С одной стороны, мы слышим заунывную песню о культурном упадке: «стандарты» падают, везде одно «филистерство», «автономия» утрачена и даже варвары катятся ко всем чертям. С другой – то и дело наблюдаем воодушевленные разговоры в жанре дивного нового мира: повсюду одни «вызовы» и «возможности», заманчивое «партнерство с бизнесом», самое главное – это «подотчетность», а сами мы должны изо всех сил «инвестировать в будущее». Как и в других важных вопросах социально-политических изменений, здесь сложно избежать магнетического притяжения одного из этих полюсов, трудно измерить произошедшие перемены, не придя к нелепым выводам, будто все было бы замечательно, если бы можно было вернуться к университетам образца, скажем так, 1959 г., или же, что так же нелепо, будто более существенное сокращение расходов и более агрессивный маркетинг могли бы в самом скором времени сделать из компании ООО «Британское высшее образование» прибыльное для акционеров предприятие.
В основном именно те, кому ближе первая, а не вторая из этих крайних позиций, пытались определить саму «идею» университета, его вечную сущность, мерило, которым можно было бы измерить современные процессы, вскрыв их изъяны.[5] Эти попытки породили некоторые плодотворные размышления и критику, однако слишком часто им мешает консервативное или ностальгическое желание «возродить» ту или иную версию университета, существовавшую до появления массового высшего образования. Некоторые авторы подобных воинственных деклараций надеются, судя по всему, на то, что ритуальное упоминание «Идеи Университета» Ньюмена сможет обезопасить нас от грозных тенденций современной ситуации (иной способ диалога с этим классическим викторианским текстом я буду рассматривать в следующей главе). Поэтому вряд ли удивительно, что не появилось бессмертного произведения, посвященного «Идее сектора высшего образования». Дело в том, что различные предлагаемые ныне оправдания университетов – это пережитки более ранних стадий развития образования и общества. Снова и снова мы, как указал несколько лет назад Шелдон Ротблатт, один из выдающихся историков британских университетов, наблюдаем попытки определить идеал университетского образования, «соединив принципы и ценности, которые в основе своей имеют разные исторические корни и совершенно разные культурные смыслы и цели».[6]
Именно это можно сказать о многочисленных анахронических формулировках, которые обычно используются для описания того, чем должен быть «настоящий» университет или «подлинное» университетское образование. Как выясняется при ближайшем рассмотрении, эти поспешные определения, как правило, опираются на несколько выборочно