олимпийцы древности при его свете проводили спортивные соревнования, а в Средние века инквизиция приговаривала еретиков к смерти на костре. Но самых больших чудес добились шаманы северных народностей. Для них огонь был таким же инструментом, как для пианиста рояль или как для заклинателя змей – флейта. Пламя возгоралось при яростном нашептывании и могло потухнуть – стоило лишь произнести магическое слово. Однажды Барон был свидетелем подобного чуда, когда по решению сходняка провел целый месяц в глухой сибирской деревушке, пытаясь ввести в эксплуатацию заброшенный алмазный прииск. Огонь в печи внезапно потух, едва в комнату ввалился кряжистый низкорослый якут лет шестидесяти. Глядя на все усилия хозяйки растопить печь, он чуть улыбался в жиденькую бороденку. А потом, точно сжалившись над хозяйкой, произнес:
– Боится меня огонь, однако, потому и не горит!
Тогда трудно было понять – правда это или нет, но едва старик вывалился за порог, как истлевшие головешки вспыхнули сами собой.
Вот и не верь после всего этого в мистику…
Барон растер руки: ну, кажется, согрелся. Теперь можно было продолжить прерванный разговор. Он нажал кнопку переговорника и негромко произнес:
– Приведите его, я хочу с ним потолковать.
Через несколько минут двое крепких парней ввели в комнату человека с мешком на голове и со связанными за спиной руками.
– Снимите мешок. Посмотрим, как он выглядит.
Пацаны тотчас исполнили приказание, сбросив грязную холщовку на дубовый паркет. Они служили у Барона уже второй год и знакомы были со всеми его привычками – сейчас хозяин был явно не в духе, и парни старались действовать посноровистее. Назар ценил их за два важных качества – немногословие и безукоризненную исполнительность. И, само собой, за умение держать рот на замке.
Перед Бароном стоял Саня Воронов – погоняло Воронок.
– Ну, продолжим нашу беседу, дружище. Меня все время не покидает чувство, что ты все-таки чего-то недоговариваешь, – почти ласково заговорил Барон. У Назара была еще одна особенность – чем больше он злился, тем обворожительнее была его улыбка. Сейчас Кудрявцев словно задался целью поразить своего пленника обаянием.
Лицо у Воронка было разбито в кровь, разорванные губы опухли, щелочки глаз едва просматривались из-за синих мешков кровоподтеков.
– Ты напрасно на меня полкана спустил, Барон, я тебе рассказал все, как было, – с трудом разлепляя губы, простонал Саня.
– И все-таки я хочу услышать еще раз, дружище. Как же это ты лопухнулся на ровном месте? Они что, вытолкнули вас из машины?
– Я тебе уже все рассказал… – В глухом голосе Сани звучало глубокое уныние, помноженное на безразличие к собственной незавидной судьбе. Вздохнув глубоко, он продолжил: – Чиф пошел за сигаретами, а менты перехватили его на обратном пути.
– Любезный, а сам-то ты где в это время находился? Разве тебе платят не за то, чтобы ты был тенью хозяина и шел за ним даже