младшей из потловских княжон Гали складывалась так, что никому и в голову не могло прийти учить ее правильно приземляться, падая с большой высоты спиной вперед.
Пока она летела, ее успели посетить мысли о том, слетит ли при ударе с ее головы диадема, на какую часть тела она приземлится и не перенесли ли сеновал в другую часть конюшни за последние три года?
Впрочем, так как к каким-либо переменам в Потлове относились с подозрением, в реальность этой последней угрозы ей верилось слабо.
В вышеупомянутый угол между замком и конюшней Гали и упала. Наспех залатанная три года назад крыша была покрыта ворохом принесенных ветром в листопады листьев, копившихся все это время. Они и проломившиеся под ее спиной доски смягчили падение, но удар все равно был страшен.
Княжна лежала некоторое время, с шумными всхлипами хватая ртом воздух – она никак не могла сделать нормальный вдох. Хватала ртом воздух, как вынутая из пруда рыба – и все. В легкие он спускаться не желал.
Испуганные грохотом ее внезапного появления лошади разом заржали, заполняя перестуком копыт все вокруг.
«Как градины по листу железа. Или как стремительное движение сломавшего лед горного ручья». – Гали осознала, что ее пальцы сами по себе скребут сено, набирая сухие травинки в ладони. Сверху долетел, как хлыстом ударил, крик:
– Гаррота!
«Мне нужно бежать. Как можно дальше и как можно скорее. Если только я смогу встать».
Она попробовала поднять руку. Рука поднялась – и сквозь раскрытые пальцы княжна могла видеть звездное небо.
– Гаррота-а-а!
«Сейчас я встану, вот-вот… сейчас…»
Гали перевернулась на бок. В голове стоял гул от нещадных ударов собственного пульса, из-за которого все остальные приходившие из мира звуки казались далекими и размазанными. Ей вспомнилась увиденная несколько лет назад в Княжграде сцена. Когда упавший с колокольни звонарь поднялся и пересек на негнущихся ногах церковный двор. Это воспоминание могло подарить надежду в данной ситуации, если бы в конце этого пути несчастный не упал замертво.
«Но ведь колокольня выше. Намного выше. А площадь перед церковью была вымощена белым камнем. И звонарь был старым. У меня все наоборот».
Не ощущая полноты ни одного своего движения – тело Гали будто погрузили в вязкую болотную жижу, – девушка поднялась и пошла вдоль ряда стойл. Конь отца оказался оседлан. Не обращая внимания на эту странность, Гали взяла его под уздцы и вывела из-под крова конюшни белоснежного жеребца с длинной шелковистой гривой.
Это был самый быстрый жеребец княжеской конюшни с громким именем Ветер. Животное косилось на княжну влажным агатом глаза. Он недовольно перебирал губами, как бы выражая свое несогласие с тем, что его потревожили в столь неподходящий для пробуждения час.
Во флигеле, с грохотом ударясь об стену, распахнулся ставень. Княжна услышала этот звук, уже вспрыгивая в седло. Налетевший порыв ветра всколыхнул кудри вокруг ее лица.
Фигура человека, заставившего ее упасть