в разные стороны от малейших дуновений легкого ветерка. Волосы у нее, скорее всего, были заплетены в две длинные косички, на ногах туфельки светлые на низких каблуках под беленькие носочки, в мочках ушей две неброские сережки, вот и все, и ничего лишнего и непозволительного. Это было в характере Дианы – одеваться просто, со вкусом и не вычурно… Олег Иванович же, естественным для себя образом, прибывал пред ней в тот день в военной форме советского образца. Хромовые сапоги, начищенные черным гуталином до самого что ни на есть блеска, китель по последней военной моде, брюки в струночку, рубашка навыпуск, галстук на тонкой резинке, все защитного зеленого цвета. Элегантная фуражка с блестящей кокардой дополняла собой военную форму. Лучше и не придумать, это был стиль Олег Ивановича на ближайшие четверть века… В его понимании, лучше военной формы человечеством до сих пор еще ничего не было придумано…
– Я встал пред Дианой на одно калено и подарил ей роскошный букет цветов! – Это я услышал от генерала через год-другой после нашего с ним знакомства.
– И зачем он мне этот веник тогда… в тот вечер на танцах подарил? – И это я услышал от Дианы через месяц другой после кончины Олег Ивановича…
Приняв этот букет от человека военного, Диана обрекла себя на участь офицерской жены. И к концу своих дней ей не на кого будет пенять, кроме как на самою себя… За этот поступок свой, легковесный и необдуманный. Поступок на эмоциях – поступок экстраверта.
Но что мне кажется, когда я пишу вам эти строки, так это то, что не она приняла этот букет, а букет выбрал ее. И она была обречена принять эти цветы из рук молоденького лейтенанта, она была обречена стать генеральской женой, в силу своего характера, властного по началу своему… А ведь у нее был неплохой выбор и хороший голос, и она очень даже неплохо пела и танцевала. Она могла бы сыграть себе и другую, более подходящую и достойную партию, нежели с Олег Ивановичем. Но букет выбрал ее, и она его приняла пренебрежительно из рук влюбленного в нее офицера, приняла и даже не подумала о тех последствиях, которые наступят для нее лет этак через тридцать-сорок…
Из рассказов генерала я понял, что Олег Иванович любил солдат отеческой любовью, и он не скрывал этого. Именно что любил, и этого никак не скрыть от взгляда стороннего. Рассказывал он мне и о том, как он командовал дивизией, и об Афгане тоже говорил, но не многословно, так – пару ярких эпизодов, один из них мне особенно засел в памяти.
Про Афган он не любил рассуждать вслух, да оно и понятно, кто жил в то время, тот не понаслышке знает о гробах цинковых (груз двести). Так вот – о том случае, который засел моей в памяти…
В один из солнечных летних дней мы стояли с генералом на улице и разговаривали о простых, казалось бы, вещах. О повседневной, ничего не значащей суете житейской. В это время я посмотрел на небо и увидел сверкающий из-за облаков лучик солнца, иголкой пронизывающий облака. Эта картинка вызвала восторг души моей, я обратился к генералу с откровением