Не в восторге, конечно, но ничего. Дед ругался. Но его усмиряли.
– А сейчас? Ну, я это…
– А сейчас нет никого. Не переживай.
Он ответил так, что спрашивать больше показалось неудобно.
– А это… инструменты. Тоже сам? – перевела я тему, указав на большую лютню с кожаной декой и толстыми жильными струнами.
– Сам.
– И придумал тоже сам?
– Что ты! Это старинные инструменты. Сохранились чертежи.
– И ты на всём играешь?
– Конечно. А ты? Играешь на чём-нибудь? Кроме варганов?
– Не-а. – Я помотала головой. Он говорил со мной, как с дурочкой. Ну и хорошо, пусть считает дурочкой, мне не жалко.
Хотя, конечно, это неправда, что не играю. Ну да я уже говорила.
– Вина? – Ём поднял бутылку. Она осветилась изнутри бордовым.
– Нет, спасибо. Я не пью.
– Что, совсем? Настоящее бордо, во Франции покупал.
– Нет, правда. Ты варганы обещал. Покажи лучше варганы.
– Ах, варганы, – усмехнулся он, поставил бутылку и фужеры на столик, а сам подошёл к дивану и потянулся к полке. – По правде говоря, вот здесь все мои варганы. Да ты садись, чего стоять-то. Не бойся. Иди сюда.
Он сел на диван и похлопал рядом с собой. Как собачке. Я послушно села и взяла из его рук большой чёрный альбом, стала листать, не упуская из внимания, что делает сам Ём и его руки. Но он ничего не делал: сидел и глядел на меня. А я смотрела в альбом.
Он был полон фотографий музыкантов. Разных музыкантов, с самыми разными инструментами. Большие концертные залы и тесные европейские улочки, знаменитости, на чьи концерты мечтают попасть годами, и обычные ресторанные лабухи. Скрипачи, духовики, пианисты, барабанщики. Попадались и варганисты, но мало. В действительности было совершенно неважно, какой у этих людей инструмент. На фотографиях были не люди, а проводники. С ними иногда такое бывает – я знаю, о чём говорю. Изменённые, экстатичные лица. Прозрачные, истончённые, словно вот-вот надорвётся, лопнет тонкая грань бытия – и хлынет то, что мучительно давит изнутри, то, что стремятся они выразить своей музыкой.
У меня озноб прошёл по спине.
– Это твои?
– Мои – что? – не понял Ём.
– Фотографировал ты?
– А, ну да. Это хобби – портреты коллег, так сказать. – Он усмехнулся. Но смеха не было в его голосе, он прекрасно знал, что снимает. И ему было важно, увижу ли я это.
– Жуткие. Никогда не видела музыку такой.
– Её мало кто с этого ракурса видит. Это как пенальти. Ты куда смотришь, когда бьют пенальти?
– Я футбол не смотрю.
– Я в этом не сомневался. Но ты же можешь себе представить. Поле. Вратарь. И один футболист за одиннадцать метров. Бьёт по воротам. Куда ты смотришь в этот момент?
– В ворота? – сказала я, понимая, что он к чему-то клонит, но от меня хочет услышать именно этот ответ.
– Все глядят на ворота! – Ём радостно слопал наживку. – Или на вратаря. Максимум на мяч. На трансляции камера будет следить