о трупы своих товарищей. Взревели моторы: «Лаз» черемушкинцев и наша «Кубань», на которых мы прибыли к месту встречи на полном ходу скрылись за поворотом.
Я остался на поле боя совершенно один, если не считать валяющиеся вокруг трупы.
Тридцать два. Я насчитал тридцать два убитых пацана и ни одного раненого. Я чертовски хороший стрелок!
Улыбка озарила моё лицо. Что-то навсегда изменилось во мне. Что-то основательное и фундаментальное.
Раздался вой сирены и милицейская «семёрка» выскочив на пустырь, резко ударила по тормозам.
В мою сторону уставились чёрные глазки автоматов. Что-то кричал громкоговоритель, но я не слышал что. Для меня сейчас существовали только эти автоматные глазки.
Я медленно поднял арбалет. Выстрелы оглушительно всколыхнули пространство. Тупой удар в грудь швырнул меня на землю, но я успел заметить оседающего автоматчика с торчащей из разинутого рта стрелой.
«Попал… как всегда», – промелькнуло у меня в голове, и насупила тьма.
Палата смерти
Я не знаю, каким чудом я выжил. До сознания еле слышно доносился тихий разговор мужчины и женщины. Включившееся обоняние учуяло неповторимый запах больничных лекарств. Я в больнице.
Медленно открыв веки, я узрел белый без единого пятнышка потолок. Тихонько повернул голову на голоса: на табуретах сидели и мило ворковали молоденький милицейский сержант и не менее молоденькая симпатичная медсестра.
Я с неприязнью отметил их душевную идиллию, и мне вдруг нестерпимо захотелось почувствовать в руках тяжесть моего арбалета.
– Смотрите… он очнулся! – воскликнула медсестра, заметив мой горящий ненавистью взгляд.
– Господи! Смотрит-то как страшно!
– А то, – ухмыльнулся милиционер. – Он же, сволочь, человек сорок народу положил из арбалета… и пятерых наших.
«Не ври!» – хотелось сказать мне. – «Всего-то одного, а надо было всех».
Но язык отказывался подчиняться. Казалось, он распух и заполнил собой все пространство во рту.
– Ужас! – девушка театрально округлила красивые глазки. – А ведь мальчик ещё совсем.
«Сама не далеко ушла! Старше всего года на два… практикантка, мля».
Уж кого-кого, а студенточек из нашего мединститута я за версту вижу… проблядь ещё та. Хотя и эти безотказные девочки почему-то мной всегда брезговали.
Мне на мгновенье стало так грустно и тоскливо, что по щекам поневоле потекли слезы. Но через секунду накатила новая волна ярости и слезы мгновенно высохли. Я попробовал пошевелить рукой.
– Мал, да удал, – хохотнул сержант. – А вообще он везунчик: две пули в грудь – одна возле сердца… и живой… паскуда.
– Не обзывай его, – неожиданно вступилась практикантка. – Мне его жаль… немножко.
«Ого!» – с ненавистью подумал я. – «Заработала бонус шлюшка. За это ты умрёшь последней и не сразу».
– Жаль? –