тепло ее плоти… Он опомнился и постарался привести себя в чувство. Она – моя жена, твердил он про себя, поспешно спускаясь по лестнице, чтобы скорее увидеть ее. Она приехала потому, что я ее позвал, она простила меня, и я должен быть вежливо-внимательным, я не должен показать ей, что я просто умираю от желания затащить ее в постель, что я безумно скучал по ней все это время, и я сделаю абсолютно все за то, чтобы увидеть любовь и улыбку в ее глазах.
Ожидавшая его в гостиной Эвелина подняла голову на звук его шагов и встретила его взгляд. Он тут же прикрыл ресницами блеснувшие непонятным ей торжеством искристые глаза, и когда она вежливо поднялась ему навстречу с дежурными словами: «Ваша светлость!», с усмешкой поправил ее, поднося к губам ее руку:
– Никогда не говорите мне ваша светлость, Эвелина! Для вас я всегда буду Луи.
Она не успела ничего ответить. Не выпуская из своих рук ее кисти, Острожский привлек ее к себе и поцеловал. Прикосновение его губ к ее губам было таким крепким и жадным, что Эвелина почувствовала, как пол начал стремительно уплывать из-под ее ног, и во всем мире остались только он и она, его руки сжимали ее в объятьях, его губы приникли к ее губам, и она на секунду перестала чувствовать саму себя, растворившись в его страсти.
– Боже мой, Острожский, вы с ума сошли! – она нашла в себе силы упереться руками в его груди и отстраниться от него. – Только не в гостиной, умоляю вас!
– Так приятно возвратиться к прежним именам.
Острожский разжал объятья и почувствовал, как Эвелина выскользнула из его рук.
– Я счастлив, что вы прислушались к моей просьбе и присоединились ко мне в Вильне, моя дорогая княгиня, – сказал он.
Эвелина, скинувшая прямо на пол свою шубу и уже подходившая к окну, чтобы немного придти в себя, внезапно остановилась и повернулась к нему.
– Я вернулась к вам на одном условии, – сказал она, глядя на Острожского.
– Каком условии? – спросил он, убирая с дороги ее шубу и вновь приближаясь к ней.
– Отныне я – единственная женщина в вашей постели и в любом другом месте, где вам вздумается заняться любовью. Вы нарушите это условие, и я уйду от вас навсегда!
– Вы шутите, Эвелина! – в ее тоне прозвучало нечто, заставившее Острожского внимательно всмотреться в выражение, появившееся на ее лице. – Зачем мне другие женщины, когда у меня есть вы?
– Но они зачем-то понадобились вам год тому назад!
Острожский, в волнении взъерошив свои волосы, отвернулся от нее и прошелся по гостиной.
– Я… я был очень расстроен тогда. Всеми этими темными местами моей биографии, – наконец, медленно сказал он. – Мне нужна была разрядка. Я пришел к вам… но я боялся сделать вам больно. Мне нужно было тогда обладать женщиной так, чтобы забрать у нее тело и душу, и я боялся, что это навсегда оттолкнет вас от меня. В моей душе царила ночь. И я был жестоким и требовательным, как ночь. Я не мог подвергнуть вас такому