рванётся, став на дыбы.
И взыграют стихия и страсть,
И весёлый ребяческий страх.
Мне судьба – в гонке бешеной пасть
С недопетым стихом на устах.
Начало
Закуржавленная шапка
На разумной голове.
Да за пазухою шаньга.
Да жар-птица в рукаве.
А пурга хвостищем лисьим
Перемётывала путь.
Брёл вперёд он, зубы стиснув.
Знал: назад не повернуть.
Поспешая за обозом,
Даль заснеженной тропы
Мерил отрок Ломоносов —
Шёл на звонкий зов судьбы.
6 июня 1799 года
Сквозняки июнь листают,
Непогодою знобят,
Сухо молнии блистают,
Тучи ливнями грозят.
Соловьиху на опушке
Изождался соловей.
В этот день родился Пушкин
В тихой вотчине своей.
Народился у дворянки,
Бают, крошечный урод:
Хилый, черный. Няньки-мамки
Воют, крестится народ…
Здесь такого не бывало
(Чур нас всех! И пронеси!)
Весь в арапа Ганнибала —
Нестандартный для Руси.
А виновник этих слухов
В колыбельке почивал —
И о них ни сном ни духом
Даже не подозревал…
Но промчится тройкой с гиком
Время. Лирой зазвенит
Самый русский, смуглый ликом, —
Богом избранный Пиит.
Забег в бессмертие
37 ему судьбой отпущены —
чтоб среди Бессмертных
равным стать,
поступить в Лицей,
сдружиться с Пущиным
и коня крылатого взнуздать,
в Керн влюбиться,
к Натали посвататься,
в Таврию на тройке укатить
и, отрекшись (миф живуч!)
от авторства,
«Горбунка» мальчишке подарить…
Наскандалить,
свет сразить «Онегиным»,
четверых наследников родить,
у царя, рискуя стать отверженным,
за «сенатцев» милости просить,
повенчаться с болдинскою осенью
и коснуться дланью Божьих век.
И январской
предвечерней просинью
вдруг прервать
свой спринтерский забег?!
Болдинская осень
Когда наступит «болдинская осень —
Не прогляди её за листопадом.
И между трёх вечнозелёных сосен
Не заблудись: она притихла рядом.
Промчалось лето. Птицы сбились в стаи.
Прилёт с отлётом их не перепутай.
Пропустишь —
и уже не наверстаешь
Их – славы посулившие минуты.
…Едва ли думал об её значенье, —
Когда смятенно, в творческом порыве,
Он грыз перо гусиное в волненье,
Черновики черкал нетерпеливо.
И грыз перо. И рвал бумагу в клочья.
И на сорочку брызгали чернила…
Всё на бессмертье обречённым было, —
Что