сопротивляться им. В некоторой степени это удаётся даже обычному европейскому гипнотизёру. Впоследствии нечувствительность и непроницаемость его кожи были закреплены посредством постгипнотического внушения. Вы знаете, что такое постгипнотическое внушение. Человека погружают в сон и говорят ему, что через пять часов после того, как он проснется, он должен сделать определённую вещь; или ему велят произнести особое слово, и как только он его произнесёт, он почувствует жажду, вообразит, что умер, или ещё что-нибудь в этом роде. Затем его пробуждают. Когда наступает назначенное время, он чувствует непреодолимое желание сделать то, что ему было приказано. Если он помнит данное ему слово, то, произнося его, он немедленно впадает в транс. Как раз это и сделали с вашим «факиром». Его приучили лежать под гипнозом на гвоздях; затем, пробуждая, говорили, что если он произнесёт некоторое слово, то сможет опять лежать на гвоздях. Это слово погружает его в гипнотическое состояние. Вероятно, именно поэтому у него был такой сонный, апатичный вид – в подобных случаях это часто бывает. Возможно, над ним работали много лет, а затем просто отпустили, чтобы он жил, как сумеет. Поэтому он забрал с собой железное ложе и зарабатывает на нём по нескольку рупий в неделю. Таких людей в Индии много. Школы берут их для экспериментов, обычно покупая у родителей ещё детьми. Родители же охотно продают их, потому что впоследствии сами извлекают из этого выгоду. Но, разумеется, такой человек не знает и не понимает, что и как он делает.
Это объяснение сильно заинтересовало меня, потому что раньше я никогда не слышал и не читал ничего подобного. Во всех попытках объяснить чудеса «факиров», которые мне встречались, независимо от того, считались ли эти «чудеса» фокусами или чем-то другим, предполагалось, что исполнитель знает, что и как он делает, а если не говорит о своих приёмах, то потому, что не хочет или боится это сказать. В данном случае положение было совершенно иным. Объяснение Гурджиева показалось мне не только вероятным, но, беру на себя смелость утверждать, единственно возможным. Сам факир не знал, как он совершает своё «чудо», и, конечно, не мог его объяснить.
В другой раз мы говорили о буддизме на Цейлоне, и я выразил мнение, что у буддистов должна быть магия, хотя они не признают её существования, и сама её возможность официальным буддизмом отрицается. Вне всякой связи с этим замечанием, по-моему, тогда, когда я показывал Гурджиеву свои фотографии, я рассказал о небольшом святилище, которое видел в одном частном доме в Коломбо. Там, как обычно, стояла статуя Будды, а у ног Будды находилась маленькая дагоба в виде колокола из слоновой кости, вернее, небольшая её копия, украшенная узорами и пустая внутри. Её открыли в моём присутствии и показали то, что в ней хранилось. Реликвия представляла собой маленький круглый шарик размером с крупную дробину; он был вырезан, как мне показалось, из слоновой кости или перламутра.
Гурджиев внимательно меня выслушал.
– И вам не объяснили, что это за шарик? –