вдоль берега с истошными истеричными криками:
– Помогите! Егор тонет! Где спасатели?! На помощь! Кто-нибудь, господи, господи! Ну что вы лежите?! Ребенок там тонет! Помогите! Я плавать не умею!
Пока я вскочила с шезлонга, немца рядом уже не оказалось – помчался к перепуганной бледной женщине. Мне стали заметны две быстро удаляющиеся спины, потом, взревев, море вспенила белая шустрая лодка с синей полоской вдоль борта…
Наш отель называется «Long Beach». Чистая правда: линия пляжа не просто длинная, она огромная, многокилометровая. Чуть ли не до горизонта уходят длинные ряды шезлонгов, перемежающихся зонтиками из чуть растрепанного тростника. Оказывается, в этом есть и минусы, в непредвиденных ситуациях так сразу и не получится прийти на помощь.
«Дура, что же я стою? – пронеслось в голове. – Надо скорее туда, оказать первую помощь, врач отеля так быстро не успеет. Не приведи господь, еще кто угробит ребенка, с наилучшими намерениями, конечно. Не все же медики!»
Эфес, I век н. э.
– Феликс! Феликс… я с тобой разговариваю! Ты что, оглох?! Нет, клянусь всеми богами, с таким усердием тебе не миновать розог!
Квинт, надсмотрщик за рабами, занятыми в общественном туалете, орал что было сил. Но Феликс не слышал его гневных воплей. От едкого запаха человеческих испражнений он почти все время находился в каком-то странном состоянии, напоминающем сон с открытыми глазами. Тело наливалось свинцовой тяжестью. В голове делалось пусто-пусто…
Перед Феликсом, на мраморных скамьях с круглыми прорезями для отправления естественных надобностей, сидели люди. Их фигуры расплывались, превращались в цветные размазанные пятна. И почти полностью исчезали все звуки.
Вообще-то, говорят, летом в общественном туалете не так уж и невыносимо: легкий ветерок постоянно дует под потолком, где предусмотрены специальные отверстия для проветривания зала. Однако теперь слишком холодно, дырки заткнули шерстью, и дышать в туалете стало практически невозможно. Посетителям хорошо – они забегают ненадолго, обменяться новостями, посплетничать. Но если здесь находиться с утра до вечера… Да еще и спать в огороженном дальнем углу этого помещения, где запах практически тот же, мучительно-едкий… А ведь под скамьей все время журчит вода. Направленный в желоб поток смывает нечистоты и уносит их за пределы здания, в специальные ямы. Однако вонь все равно стоит отупляюще невыносимая…
Квинт тем временем не унимался:
– Феликс! Ты будешь играть или нет?! Ты стоишь как столб уже полдня, а у тебя в руках, между прочим, кимвал![15]
Он пришел в себя только от сильного толчка в бок. Понял, что ударил его худенький флейтист, стоящий рядом на постаменте, оборудованном в центре зала. Парень выглядел недовольным и уставшим: от долгой игры лицо его стало серым, темным, как туника из грубой, небеленой ткани, в которую был одет юноша.
Работающим