как убитая – умаялась.
День второй
Ни свет, ни заря потащились на болота. Удовольствие, я вам скажу, ниже среднего. Во-первых, холодно, во-вторых, мокро, и, наконец, жутко опасно. Плавать я еще не научилась, а ледяной панцирь местами тоньше чизбургера. Вот она цена хозяйской любви – за очень сомнительную перспективу обрести полтора кило птичьего гриппа рискует здоровьем и даже жизнью элитного щенка. Ну, да Бог ему судья. Я честно облазила простуженные камыши, и, как полагается, ничего не нашла (какая же дура в таком месте прятаться станет?).
Мы двинули в обратный путь навстречу с телевизором и миской. Не доходя метров триста до печки, Сам неожиданно пальнул у меня над ухом из двенадцатого, между прочим, калибра. Как он потом оправдывался: для проверки щенка (это я-то?) на страх перед выстрелом. Бабуле наплевать – она туга на ухо, а мне каково? Ему бы так за дверью туалета пальнуть из гранатомета, посмотрела бы на его реакцию. Однако я и глазом не моргнула, будто выросла под бомбежками. Хозяин оценил, но сыром не угостил – припомню.
Пришли. Доела остатки вчерашнего – свежего не сварил. И этот позорный факт ему зачтется – еще не вечер.
Пока наш графоман изображал из себя дачника, я перевоплощалась то в трудолюбивую таксу, то в сторожевую овчарку. В результате шесть соток стали походить на обезвреженное минное поле, а редкие птицы, шарахаясь, облетали участок далеко стороной.
Одинокий пес на дальнем кордоне первое время вторил мне прокуренным басом, но быстро скис и трусливо умолк.
На вечернюю зорьку местные Сусанины предложили поехать в другое место в надежде обстрелять моего папашу. Фантазеры.
Похолодало. Промозглый ветерок искал любую щель, дабы выдуть охотничью дурь из наших трепетных душ. В такое ненастье уважающий себя вальдшнеп «налево» не ходит. Оставалась надежда на самых озабоченных или тех, кто не слышал метеопрогноз.
Мой коронный фирменный ошейник украсил заросшею шею трехлетней дратхааршы по имени Чара (она с остервенением бросалась под любой выстрел, и владелец возжелал проучить чересчур ретивого питомца). Ее упитанная подруга, не отрывая глаз, смотрела на заморское чудо (ошейник действительно хорош) и явно вынашивала план мести.
Новое поле отличалось от прежнего и по величине, и по открытости. Встали лицом к лесу хвостом к дороге. Минут через несколько мне это занятие порядком надоело. Я – ищейка, а не памятник собаке академика Павлова, тем более что пенитенциарное ожерелье украшало чужую грудь.
Положенное до кромешной темноты время я носилась, как угорелая, а сотоварищи мерзли и боялись меня потерять.
В результате хозяин проворонил двух вальдшнепов, которые, не будь дураками, тянули молча, стиснув клювы. Выместить свой гнев на моей костлявой заднице папаше не удавалось: как ни манил, я не входила в зону досягаемости сапога-заброда.
От позора его спасло отсутствие трофеев у невеселых компаньонов.
Тоску