в горле. Он помнил это лицо, давно, ещё в детстве, оно вот так же ночью наклонялось над ним, но в глазах тогда было не тревога и боль, а радость и гордость. Он помнил этот голос, низкий как призывный рёв боевой трубы, а ещё руки, сильныё, твёрдые, мозолистые, отполированные рукоятью длинного меча и древком тяжёлой секиры. Эти руки подбрасывали его, совсем крохотного, высоко в небо, а голос грохотал:
– Ты Стерх! Ты не должен бояться полёта! Твоя стихия небо!
Раз за разом его подбрасывали всё выше и выше. Он летел, опускался на могучие ладони и снова взмывал в воздух. А голос грохотал счастливым смехом.
Ещё вспомнилась женщина, в роскошном убранстве, в платье расшитом золотом и драгоценными камнями. Волосы цвета золота покрыты тонкой поволокой, огромные, синие как весеннее небо глаза смотрят на него. Голос нежный, словно журчание лесного ручейка. Ласковые руки, тонкие трепетные пальцы, что касаются его волос. Женщина вся такая нежная, красивая и постоянно улыбается, встречаясь с ним взглядом.
Ему, наверное, лет десять не больше, он бежит, задыхаясь. Тяжёлый мешок оттягивает плечи, больно бьёт по спине, рядом с ним легко бежит уже не молодой мужчина. Торопит, подгоняет, заставляет с мешком за плечами залезать на дерево, перепрыгивать через глубокие ямы…
Твёрдая как камень утоптанная земля. Высокие бревенчатые стены вокруг. Очень далеко висит щит с белым, нарисованным известью, кругом. Стрелы всё время недолетают, с сухим стуком падают на землю. Едва преодолев половину расстояния до щита. Толстая кожаная рукавичка на левой руке уже измочалена, взмокла от крови. Тетива постоянно с силой бьёт по одному и тому же месту. Слёзы застилают глаза…
Кони мчатся во весь опор. Встречный ветер рвёт губы, не даёт вздохнуть полной грудью. Весело, радостный крик сам рвётся из груди. На лесной поляне сильный мужчина прямо с седла прыгает на спину огромному дикому кабану, сверкает острый клинок, истошное верещание смертельно раненного вепря. Костёр, большущие ломти зажаренной на камнях кабанины, сладкий мясной сок, обжигающе-вкусный, дурманящий. Шум ветра. Пропахшая крепким конским потом попона. Руки отца заботливо укрывающие его плащом…
Бледное, будто вылепленное из воска, лицо матери. Невероятно красивое, но уже безжизненное. Тяжёлая рука на плече. Горечь утраты. Нестерпимая обжигающая боль, словно в сердце вонзили раскалённую иглу…
Стас невольно вздрогнул, прижал руку к груди. Боль исчезла. Небо уже утратило темноту, звёзды поблекли, легкий невесомый туман, струился над водой. Ничего не изменилось, тоже тело крепкого подростка, всё тоже ложе из наломанных вчера веток, только добавились ещё незнакомые, чужие воспоминания. Решив ещё вчера, когда переплыл озеро, двигаться на юг Стас не стал менять своего решения. Река даже такая широкая – не преграда. Вода, не остывшая за ночь, приняла его. Ближе к середине, сильное течение начало значительно сносить его, но, справедливо рассудив, он не стал с ним бороться, а просто двигался с рекой, понемногу продвигаясь