византийско-сербской знати. Он был назначен верховным визирем на место Махмуд-паши, но близкие ко двору писатели возлагали вину за окончательный уход Мехмед-паши на его плохие отношения с сыном султана принцем Мустафой. Летописцы того времени не указывают никаких причин вражды между принцем и великим визирем, нет объяснения решению Мехмеда в 1474 году казнить человека, который на протяжении многих лет осуществлял планы его завоеваний. Принц Мустафа, как упоминалось выше, заболел и умер в 1474 году, и спустя столетие будет высказано предположение, что Махмуд-паша отравил принца в отместку за осквернение последним его гарема. Документ того периода, обнаруженный через 500 лет после события, сообщает детали юридической тяжбы по поводу завещания Махмуд-паши между его дочерьми от первого брака и его второй женой. Махмуд-паша, очевидно, развелся со своей второй женой по возвращении из похода против Узун Хасана в 1474 году, поскольку узнал, что она опозорила его, проведя ночь в доме матери принца Мустафы, когда принц находился там же: поскольку ее муж находился в отъезде и она пошла в дом матери принца ночью, скандальной трактовки ее поведения было не избежать. Махмуд-паша был пострадавшей стороной, но поплатился жизнью за неспособность держать под контролем жену. Жизнь самого высокопоставленного государственного деятеля в империи зависела от случайности, даже когда он был в милости у султана.
Предшественники султана Мехмеда заложили основы абсолютной монархии, управляет которой и защищает которую каста рабов, подчиненных только султану; грандиозные устремления Мехмеда и его амбициозные мечты придали этой идее дальнейшее развитие. Он видел себя законным наследником Византии и воином, осуществившим исламские предания о том, что несравненный Константинополь однажды станет мусульманским; а также наследником героев античного мира. Он немного знал греческий, и, должно быть, его интерес к Античности был широко известен в политических кругах того времени. Об этом в свое время упомянул венецианец Николо Сагундино, уроженец острова Эвбея, в своем описании османов. Мехмед, писал Сагундино, восхищался спартанцами, афинянами, римлянами и карфагенянами, но выше всех ставил Александра Македонского и Юлия Цезаря. Византиец Критовул с острова Имброс написал во вступлении к хвалебной биографии султана, что деяния Мехмеда равны подвигам Александра:
«Видя многочисленность великих деяний, совершенные тобой… и в уверенности, что многие великие свершения полководцев и царей прошлого, и не только персидских и греческих, не могут соперничать славой, отвагой и неустрашимостью в бою с твоими, я полагаю, что не только их деяния и свершения… должны все прославлять и восхищаться… тогда как о твоих не останется свидетельств в будущем… или что деяния других… должны быть более известны и прославляемы… тогда как твои свершения… [которые] никак не ниже деяний Александра Македонского… должны быть изложены… и запечатлены в славе».
Мехмед