была скорость. Я видела выстрелы, доносящиеся с дома напротив, они были видны в ночи, потому что стреляли трассирующими пулями. Если бы это были советские солдаты и нас давили бы танками – жертв было бы намного больше.
Павел Лагодный, бывший военный:
– В тот день Ландсбергис целый день выступал по телевидению и радио. Сам сидел в подвале, но призывал, чтобы все бежали к телебашне. Я тоже пошел посмотреть и видел, что начали стрелять с пятиэтажного дома номер 37 на улице, которая теперь называется улицей 13 Января. Были вспышки и падали люди – то ли они так прятались, то ли были ранены-убиты. На второй или третий день после событий я пошел в поликлинику. Иду и вижу столпотворение детей. Смотрю: у них сумка с гильзами. Я сам держал в руках гильзу от пули 16-го калибра, выстреленную, от ППШ с круглым диском, они были еще в войну и оставались на вооружении в армии до начала 50-х, современная армия их не использовала. Видел там и гильзы от винтовки Мосина. Жалел потом, что не взял. Хотя… Ну показал бы я сейчас суду эти гильзы – кто бы мне поверил?
Болеславас Билотас, бывший член «Саюдиса»:
– Я прекрасно помню, как и когда поднялся лозунг освобождения от русского гнета. Надо было освободиться от тех военных гарнизонов, которые здесь стояли, и сделать, чтобы народ восстал. Чтобы он спохватился и сказал: мы не хотим русских! А как это сделать, если это нам вообще не мешало: мы даже не разбирались, кто русский – кто литовец?
Что происходило у телебашни, я до самого следующего утра не знал. Пришел в штаб «Саюдиса», а Витаутас Петкявичюс вслух говорит: свои стреляли в своих вчера. Я говорю: так ведь это же будет международный скандал! Москва узнает, пришлет комиссию и армию, и мы все через пару дней окажемся в Сибири! А он говорит: кто в этом бардаке разберется сейчас? Все свалить на русских, и сойдет…
Похороны были созваны пышнейшие, собралась вся Литва, людей было очень много, настроение было не антисоветское, а антирусское. И мы у себя на бюро были даже довольны тем, что пролилась наша литовская кровь от русской руки. Мы могли требовать: «Русские, вон из Литвы!» Так и было: они собрались и уехали без единого выстрела. А мы остались.
Мы тогда договорились, что самое лучшее – молчать и не распускать языков. И если бы на суде меня не спросили – я и сегодня ничего бы не сказал. Я считал, что это честь моей родины, потому и не разглашал. И я чувствую за это беспокойство на душе, потому что вижу, что Палецкиса судят ни за что, а тех, кто разорил наши заводы, не судят. Мне от этого стыдно…
Яунутис Лякас:
– В тот день вся моя семья была около парламента, жена и четверо детей, самой младшей было 10. Вернулся домой, хотел прилечь, но дети крикнули: танки идут! Дочку оставили соседке и побежали к телебашне. Из танков стреляли холостыми, опускали стволы и хлопали, но только из пушек, изнутри никто не стрелял. Нас начали оттуда выжимать – передо мной выстроилась шеренга солдат и все они стреляли в землю. Если бы боевым оружием, то было бы страшное дело!