дна за другой и носились по океану, натыкаясь друг на друга, разбиваясь о корабль то с правого борта, то с левого, то о корму. На верхней палубе царил хаос.
А внизу в комфортном кресле капитанской каюты с блаженным выражением красивого лица развалился мужчина. Он пил коньяк и был абсолютно спокоен. Более того, он наслаждался напитком и разговором с совершенно голой растрепанной особой, сидящей в кресле напротив.
– Не понимаю, чего они все орут и мечутся, мы же бессмертные, – закатил глаза красавец.
Внешне он казался достаточно старым: седая, почти белая шевелюра, множество глубоких, и не очень, морщин. Но несмотря на это, лицо его казалось молодым благодаря его живым глазам, сияющим от удовольствия и красиво очерченным, готовым растянуться в сладкой улыбке губам. Словом, глядя на спокойное лицо удобно развалившегося в кресле джентльмена, вообще забываешь про его возраст. Словно и нет у него никакого возраста.
– Если уж быть совсем честным, то умереть мы все-таки можем, все когда-нибудь умирают, – возразила собеседница.
Она была немолода, но стройная ладная фигура, и не лишенное очарования лицо привлекали внимание. Правда, светлые, почти прозрачные глаза, волосы неопределенного цвета и большой рот выдавали её возраст. Прическа разметалась по спине, торчала лохмотьями в разные стороны. И она, как было замечено выше, была нага.
– Умирают, кто ж спорит, но не так же. На, выпей, жаль, что ты не можешь помыться и причесаться, ты стала бы выглядеть гораздо привлекательней, и возможно, кто-нибудь даже полюбил бы тебя.
– Ох, ты же знаешь, что я могу причесаться, и помыться могу, только толку-то. Через мгновение всё опять будет так, как есть. Это ты, Час, можешь меняться, а я – это я… Меня, как ни причесывай, как ни приглаживай, как ни мой… Я даже прикрыться не могу.
– А вот прикрываться тебе, дорогая Правда, и не обязательно. У тебя красивые формы, – Час вальяжно облокотился на спинку кресла и похотливо оглядел её с головы до ног.
– Можешь не стараться, это меня не волнует. А коньячок хорош, – Правда тоже, расслабившись, откинулась назад.
– Земля! Земля! – донеслось сверху.
В каюту, шатаясь и спотыкаясь, вошла анемичная бледная особа, запакованная в темно-серое платье времен английской королевы Виктории. У неё были большие темно-карие глаза, но выражение «побитости» делало их какими-то собачьими.
– Там… там какой-то остров, а перед островом – рифы, – пролепетала она еле слышно.
– Мда-а, «как вы яхту назовете, так она и поплывёт» – находчивый парень был этот капитан Врунгель._
– «Фаэтон» – красивое название, – легко бросила Правда.
– Так «Фаэтон»?! – ещё больше побледнела особа, – это же была звезда такая… она взорвалась, да?
– Взорвалась. Ну и что? – пророкотал Час, – выпей с нами и успокойся.
– Выпить? Ты что? Это же ужасно! Алкоголь?! Ах…
И она грохнулась в обморок.
– Ох, уж эта Невинность, столько с ней хлопот…
Правда поднялась со своего кресла, подошла к лежащей викторианке, опустилась на колени и легонько похлопала её по щеке. Час громко и раскованно расхохотался.
– Даже я с ней ничего сделать не могу.
– Я так и знала, что вы здесь…
Вошедшая в каюту дама излучала свет и поражала своей и красотой и ухоженностью. Она обладала всеми необходимыми атрибутами шикарной женщины от внешности и движений до сексапильного низкого с придыханием голоса.
– Что это с ней? – повела она красивым плечиком, – чем вы опять напугали мою стыдливую сестрицу?
– Час предложил ей выпить, – Правда всё ещё легонько похлопывала Невинность по щеке и, наконец, та открыла глаза.
– Нашла время, – голос красавицы был напитан иронией и сарказмом.
– Я знаю, что ты недолюбливаешь её, Любовь, – отпарировала Правда, – но зачем же так? Ей, наверняка, самой нерадостно от этого. А ты, вместо того, чтобы выставлять напоказ свой эгоизм, лучше бы выполнила своё прямое назначение.
– Ты права, прости. Не могу иногда совладать с собой. Да и сестрица своими «ахами» да «охами» достала уже… Давай я тебе помогу подняться, милая. Прости меня, – обратилась она к сестре.
– Ничего, девочки, я все расставлю по своим местам. Я, и только я неизменный властитель Вселенной…
– Не много ли на себя берешь, Час? Ты, наверное, слышал, что люди говорят: «Любовь спасёт мир».
– Ты что, хочешь сказать, что сильней меня? – нахмурил брови седовласый.
– Хочу…
Правда и Невинность переглянулись.
– Что, даже с Завистью справишься? Она особа ушлая, не то, что эта безобидная дурочка, – указал он на потупившую глаза Невинность.
– А что Зависть? Там, где есть я, даже ты не властен.
Корабль сильно качнуло, снаружи что-то заскрипело.
– А-а-а-а-а… – кричали сверху.
– Тоне-е-м!!!
– Может