обезумевшей стихии.
В Огненной долине было хуже.
Стемнело, но буря не ослабляла напора. Ночная тьма была наполнена визгом ветра в скалах и грохотом волн.
Шторм выдохся лишь на рассвете. Тучи расползлись, небо над островком наконец прояснилось. Акио выдохнул, разжал негнущиеся побелевшие пальцы и рухнул на камень.
Не хотелось шевелиться, думать, что-то решать. Усталость затягивала в черную дыру, обещая покой – сон без сновидений.
Нельзя спать! Мия…
Он медленно поднялся, опираясь о камень. Ковыляя, добрел до скалы, под которой оставил девушку. Фэнхун забился вглубь норы и мелко дрожал. Даже для волшебной птицы попадание в подобный шторм было равносильно смерти.
Летун выполнил приказ. Мия лежала, укрытая его крылом. Акио взял ее на руки, прижал к груди, еще раз поразившись, какая она маленькая и легкая.
И холодная.
На бледном лбу девушки выступила испарина, Акио вытер ее, злясь, что не может толком согреть больную – после ночи наедине с бурей он и сам почти не чувствовал рук.
Поцеловав посиневшие от холода губы, он влил в Мию еще немного силы. Столько, сколько девушка могла сейчас взять.
Она всхлипнула:
– Господин Такухати! Я не шлюха…
– Я знаю. – Голос генерала дрогнул. – Знаю. Держись! Скоро дом.
Акио прижал девушку к себе крепче и перевел взгляд на фэнхуна:
– Вылезай.
Птица выбралась, опасливо косясь то на небо, то на хозяина.
Такухати раздраженно поморщился, предчувствуя очередные капризы. И оказался прав.
«Опасно лететь, ветер еще силен. Нужно подождать хотя бы полчаса».
Доля истины в словах фэнхуна, несомненно, была. Буря окончилась, но летящие по небу рваные клочья туч не внушали доверия. В любой иной ситуации генерал и сам предпочел бы переждать непогоду.
«Если влетим в болтанку, погибнем все».
Акио был слишком занят, усаживая Мию в седло и затягивая ремни, поэтому проигнорировал нытье птицы.
«Ты слышал меня, человек?»
– Справишься, – сквозь зубы ответил генерал, впрыгивая в седло. – Полетели!
Госпожа Масуда выглянула в окно – убедиться, что небо совсем прояснилось после ночной грозы, и довольно кивнула.
– Неси белье, – велела она молоденькой служанке. – Похоже, дождь уже не вернется.
Девушка кивнула и исчезла, чтобы чуть позже появиться на крыльце с огромной корзиной выстиранных еще вечером простыней. Рассветное солнце ложилось золотыми и розовыми отблесками. Где-то в кустах запела птица. Госпожа Масуда раскрыла окно, впустила в дом птичьи трели и легкий морской бриз.
И чуть не выронила вазу, которую протирала от пыли, заметив в небесах сияющую оранжевую точку.
Аккуратно поставив вазу на место, госпожа Масуда подбежала к бронзовому гонгу и трижды по два раза ударила в него, выстукивая знакомый всем обитателям замка ритм. Звук еще таял в воздухе, а слуги уже засуетились, забегали, спешно проверяя – все ли в порядке?
Сама